В родные края

 Я знаю: 
        глупость - эдемы и рай! 
 Но если 
        пелось про это, 
 должно быть, 
            Грузию, 
                   радостный край, 
 подразумевали поэты.

- Когда в Москве грянут морозы, в моих родных местах будет еще тепло. Люблю ездить на юг зимой. Если позволит время, задержусь в Грузии до нового года, - сказал Маяковский, собираясь в дорогу.

Владимир Владимирович, как всегда, деловит, подтянут.

В ростовской гостинице он разложил свои вещи и первым делом отдал гладить костюм.

- Нельзя же в самом деле выходить на люди в мятом!

Выступление за выступлением: Ростов, Новочеркасск, иногда по два-три раза в день. Он очень устал. Заболел гриппом. А тут еще рецензия на поэму "Хорошо!", с оскорбительно-хлестким заголовком "Картонная поэма", появившаяся в газете "Советский юг". В ней было сказано, что Маяковский "не отразил революции" и что под его возгласом "Хорошо!" подпишется "любой обыватель". Рецензия кончалась словами:

"К 10-летней годовщине трудящиеся СССР преподнесли республике ценные подарки: электростанции, заводы, железные дороги.

Поэма Маяковского не принадлежит к такого рода подаркам.

Она скорее похожа на юбилейные, из дикта и картона, расцвеченные, приготовленные к празднику арки и павильоны.

Такая арка, как известно, недолговечна. Пройдет месяц-другой, арка отсыреет, потускнеет, поблекнет, встретит равнодушный взор прохожего".

В другой газете, "Молот", напечатан положительный отзыв:

"Хорошо!" - поэма, написанная обычным для Маяковского динамическим, сжатым, полным стремительности и в то же время своеобразной размеренности темпа языком, она блещет целым рядом образных, заражающих своим пафосом мест. Такие куски поэмы, как "С Лениным в башке, с наганом в руке", "Пою мою республику, пою¹" , и др.- это лучшее, что дал нам Маяковский.

¹ (Автор статьи неточно цитировал строки из 17-ый главы. Надо:

 ...пою 
     мое отечество, 
 республику мою!

)

Сочетание же пафосных частей с отдельными ироническими, сатирическими и даже лирическими стихами ("Две морковинки несу за зеленый хвостик")- отличительная и удачная в смысле формы и выполнения особенность новой вещи Маяковского".

Но и этот отзыв не мог смягчить впечатления от "картонной поэмы". Владимир Владимирович мрачен.

- А может быть, поэма действительно плохая? - сказал он мне, когда мы покидали Ростов.

В армавирской гостинице он решил отлежаться до начала выступления.

- Пусть швейцар говорит всем, кто будет меня спрашивать, что меня нет дома, - попросил Маяковский. - Быть может, полежу спокойно и почувствую себя лучше. Не срывать же вечер.

Но отдохнуть ему так и не удалось. Как ни уверял швейцар посетителей, что Маяковского нет в номере, люди приходили и настойчиво стучали в дверь. Маяковский не отзывался, но и это не всегда помогало. Некоторые стучали так долго, что мне приходилось выходить и объяснять: Маяковский болен.

Самого настойчивого гостя он вынужден был все-таки принять. Им оказался заведующий книжным магазином. Он вошел, держа за руку мальчика.

- А это мой сын, он ни за что не хотел со мной идти, но я ему сказал: дурак, ты потом будешь всем рассказывать, что видал живого Маяковского. Я ведь так ждал вашего приезда и даже сделал витрину из ваших книг.

- А много у вас моих книг?

- Сколько угодно.

- Привезите их вечером в театр, я их куплю у вас.

- У меня слишком много, столько вы не купите.

- Тогда часть лично мне, а остальные продавайте в театре. Если они не пойдут, я вам помогу.

В антракте был налажен книжный базар. У столика - толпа. Маяковский раздавал автографы.

- Товарищи, подписываю без всякой надбавки, пользуйтесь случаем. У кого не хватает - я заплачу, а вы потом внесете в магазин.

Сначала покупали недоверчиво и робко, потом число покупателей угрожающе разрослось. Завмагу стало явно не по себе: "Не найдешь, с кого получать, смотрите, пожалуйста, как все вдруг заинтересовались стихами!" Столик под напором заскрипел. Завмаг суетился, ворчал: "Надо следить, как бы кто не стянул".

Маяковский сразу его успокоил, вручив в счет возможных неприятностей внушительный задаток. Завмаг повеселел: "Если бы не вы, так лежали бы эти книги еще несколько лет, ведь среди них много совсем не ходких - старые издания".

Перерыв затянулся, но публика не в претензии. Базар оказался интересным. Он - как бы продолжение выступления Маяковского.

Перед началом второго отделения Владимир Владимирович вошел в зал и там тоже подписывал книги, агитируя:

- Докупайте остатки! Потом будете жалеть!

Летучий аукцион разогрел публику, и вторая часть вечера прошла, пожалуй, оживленнее первой. Возникла непринужденная беседа, которая заменила ответы на записки.

Маяковский возвратился в гостиницу с ценной добычей - связкой книг старых изданий.

Грипп не прекращался. Маяковский предложил отменить вечер в Грозном и ехать прямо в Баку.

- Если я поеду сейчас в Грозный, то могут сорваться и Грозный и Баку. Жаль, конечно. Хорошо бы побывать в Грозном. Но что поделаешь?!

В Баку до назначенного выступления было два свободных дня. На них он и надеялся.

Южное солнце быстро одолевало болезнь.

В эти дни он начал работать над стихами о Баку¹. Маяковский жадно вбирал в себя новый Баку: он осматривал улицы, новостройки, восхищался первой в Союзе электрической железной дорогой, новым трамваем, заменившим унылую конку, побывал на нефтяных промыслах и заводах.

¹ (Стихи были закончены в Тифлулисе и впервые опубликованы в газете "Заря Востока" 13 декабря 1927 года под общим названием "Баку": 1. "Я вас не понимаю, мистер Детердинг" 2. "Я вас понимаю, мистер Детердинг")

И вместе с тем он ежедневно выступал: в Доме Красной Армии и на заводе им. лейтенанта Шмидта, в рабочем клубе имени Шаумяна и у студентов, учителей...

В последние два дня пребывания в Баку он выступил пять раз (из них четыре - бесплатно).

О Маяковском распространялось много небылиц. Вот почему я и хочу остановиться на денежной стороне его поездок. Иногда он не только ничего не "зарабатывал" на них, но и докладывал к ним. Зато когда он находил нужным, то есть справедливым, то настаивал на гонораре, считая, что его труд должен оцениваться высоко. Он воевал с людьми, которые полагали, что поэт - это "птичка божия" и поэзия - не профессия. Сами же деньги имели для него весьма условную ценность. Он мог гордиться тем, что "много заработал", однако только потому, что его труд высоко ценится. Он с радостью помогал товарищам, щедро оплачивал услуги. Одним словом, он был человеком мифически широкой натуры.

На одном из вечеров Маяковский сказал:

- Товарищей часто волнует: не много ли получает Маяковский? Не волнуйтесь. Я получаю меньше, чем мне следовало бы. Расходы все съедают. Учтите: болезни, срывы, не удалось "снять города", переносы, отсутствие сборов - тогда почти убыток. И любой счетовод и даже не счетовод выведет очень скромное среднее. Почему я люблю получать деньги? Деньги существуют, пока они представляют собой какое-то мерило. Меня никто на службе не держит, не премирует, у меня свободная профессия. Чем дороже оплачивается мой труд, тем приятнее: значит, больше ценят то дело, которым я занят. Если скажут рабочему: "С сегодняшнего дня ты переводишься на высшую ставку" - разве он начнет .кричать на весь завод: "Не хочу"? Ему ведь приятно! А мне - тем более. Я - почти одиночка. Если я не буду уверен в том, что я делаю, то куда это будет годиться? Деньги - это тоже критерий. Я работаю не меньше любого рабочего. Отпуском ни разу в жизни не пользовался. Брать с тех, кто может платить, - правильно. А то перестанут ценить. Я получаю гонорар, как за любой литературный труд. Кстати, не везде я его получаю. Очень часто я выступаю бесплатно: например, в Москве я всегда выступаю бесплатно, кроме открытых вечеров. Оно и понятно - в Москве ведь нет дорожных расходов. Да и в других городах, на заводах и фабриках, в воинских частях, иногда в вузах. Я уверен, что большая часть публики это понимает. Но даже меньшинство должно отречься от ложных представлений.

Перед началом вечера во Дворце тюркской культуры Маяковский с местными писателями прошел в читальный зал. Ему очень понравились азербайджанские издания книг. Беседовал с библиотекаршей. Та рассказала, что школьники, с которыми она работала, долго отказывались читать стихи, особенно современные. Тогда она подготовила к Октябрю большой литмонтаж из произведений Маяковского. "Стихи теперь доставляют им удовольствие", - говорила она. Маяковский, который не питал особых симпатий к библиотекарям (часто приходилось сталкиваться с их равнодушным отношением к поэзии, в особенности к его поэзии), был рад тому, что услышал, и горячо одобрил работу бакинской библиотекарши.

Он отказался от машины и поехал в Белый город (предместье Баку), в клуб им. Шаумяна, на трамвае:

- Так интереснее - больше увидишь.

Клуб заполнила рабочая молодежь. В зале холодно. Маяковский, боясь снова заболеть, не снимал пальто.

- Товарищи! Так как я у вас выступаю впервые, думаю, что вы будете держать себя "скромно": будете кричать, свистеть, ерзать - одним словом, выльете свои восторг, и это будет признаком успеха.

По рядам прокатился смех.

Маяковский громко объявил: - "Левый марш"! - и прочел его темпераментно. Аудитория действительно заерзала, закричала и дружно зааплодировала.

Он читал сатирические стихи. Их сменили отрывки из "Хорошо!" Под конец - стихи из "американского цикла" и другие.

Появились записки. Спрашивали: "Что такое футуризм?", "Как научиться стать поэтом?", "Что такое рифма?" Владимир Владимирович отвечал и в свою очередь задавал вопросы слушателям: "Понятно ли все то, что он читал?, "Какие стихи больше всего понравились?"

На первый вопрос все отвечали утвердительно. Стихи называли разные.

В док имени Парижской коммуны Маяковский прибыл к обеденному перерыву. Его сопровождали два местных поэта - Михаил Юрин и Георгий Строганов. Рабочие собрались в механическом цехе.

- Готов читать здесь хоть до самого вечера, - сказал Маяковский, оглядывая цех.

Он взобрался на токарный станок, и с этих необычных подмостков, которые пришлись ему явно по душе, грянул "Левый марш". Прочитав несколько стихотворений, он уступил место бакинским поэтам, о которых тепло отозвался.

Первым выступил Юрин. Одно из его стихотворений кончалось строками:

       Вагоновожатый, 
       Включи ток, 
 До социализма без остановки!

Рабочие дружно аплодировали.

Сильное впечатление произвело стихотворение Строганова "Угрюмое детство" - о беспризорщине, о том, как базарный вор Володька Сыч проиграл в карты свой глаз:

 Все это было не в бреду,
 а в детстве наяву.

Маяковский читал отрывки из поэмы "Владимир Ильич Ленин".

Рабочие проводили его до ворот, просили приезжать.

Еще больший успех имел он на заводе имени Шмидта. Об этом свидетельствовала официальная справка, выданная заводским комитетом:

"Дана сия от заводского комитета Закавказского металлического завода имени лейтенанта Шмидта тов. Маяковскому в том, что сегодня он выступил в цеху перед рабочей аудиторией со своими произведениями.

По окончании читки тов. Маяковский обратился к рабочим с просьбой высказать свои впечатления и степень усвояемости, для чего предложено было голосование, показавшее полное их понимание, так как "за" голосовали все, за исключением одного, который заявил, что, слушая самого автора, ему яснее становятся его произведения, чем когда он читал их сам. Присутствовало - 800 человек".

(Этим одним, который составил "исключение", был бухгалтер.)

Из Баку Маяковский поехал в родной Тифлис:

- Люблю этот город!

 Только 
       нога 
           ступила в Кавказ, 
 я вспомнил, 
           что я - 
                   грузин.

Рано утром он постучался в дверь моего номера:

- Довольно спать, ведь весна на дворе!

И мы пошли смотреть тифлисский базар.

Целый день приходили к нему писатели, журналисты, просто знакомые. Кто-то из поэтов, не помню фамилии, приехал из Армении, чтобы повидаться с Маяковским.

В Тифлисе Владимир Владимирович чувствовал себя как дома. Он был оживлен и весел. Все ему было здесь приятно, всем он был доволен.

В один из дней его пребывания в Тифлисе я договаривался с ним о встрече.

- Где вы будете?

- Вы меня все равно не найдете.

- Почему?

- Очень просто, я буду сидеть в одном духане. Точного адреса не знаю, но так и быть, я вам кое-как объясню: дойдете до памятника Пушкину, затем направо, потом налево... Словом, увидите симпатичную вывеску и на ней две замечательные селедочки - как живые. Вот там я и буду. В этом духане кормят как нигде!

- Неужели лучше, чем в нашем ресторане?

- Именно! Ничего похожего. Там настоящий кавказский стол. Придете - увидите.

Духан и в самом деле оказался несравненным. Там мне открылось, каким специалистом кавказской кухни был Маяковский: он посвящал меня во все тонкости кулинарии.

В этом духане он бывал ежедневно. Часами просиживал он там за чтением газет и журналов, беседовал со своими грузинскими друзьями.

В конце первой части своего вечера в театре имени Руставели Маяковский шутя сказал, обращаясь к публике:

- Товарищи, после перерыва я отвечу на записки и прочитаю пару-другую новых стихов, после чего мы разойдемся, не причинив никому вреда.

Запомнились некоторые записки и ответы Маяковского.

"Когда будете читать "пару-другую", прочтите "Сто сорок солнц сияло на закате".

Ответ:

- Этому товарищу можно смело сказать, что его солнце уже закатилось.

"Являетесь ли вы членом ВКП(б)?"

Ответ:

- Я приобрел массу привычек, несовместимых с организованной работой. Но от партии себя не отделяю и считаю себя обязанным выполнять все постановления большевистской партии, хотя и не ношу в кармане партийного билета.

"Товарищ Маяковский, кто будет читать ваши стихи после вашей смерти?"

Маяковский зло и резко отрезал:

- У вас нет родственников в Гомеле? Узнаю по почерку. Там тоже такой умник нашелся.

"Прочтите отрывок из поэмы "Ленин" и еще раз заключительную часть "Хорошо!¹"

¹ (Искаженная цитата из "Необычайного приключения..." У Маяковского - "В сто сорок солнц закат пылал...")

Ответ:

- Я в принципе не бисирую, но законную просьбу автора записки одобряю и специально для него прочту одну из любимейших своих вещей.

"Нравятся ли вам тифлисские барышни?"

Маяковский ничего не ответил, только развел руками и, улыбнувшись, учтиво поклонился.

Ответ:

"Ту ицит картули?" (Знаете ли вы по-грузински?)

- Стараюсь не забывать.

На всех вечерах находились люди, которые противопоставляли ему Пушкина. Нашлись они и здесь.

"Пушкин понятнее вас".

- Пушкина читают сто лет. Не успел ребенок еще родиться, а ему уже читают "Евгения Онегина". Но современники говорили, что от чтения Пушкина скулы болят. До того трудным казался тогда его язык. В наше время, конечно, приятно его почитать - нет слов. Это добросовестнейший поэт. Квалифицированный читатель - рабочий, крестьянин, интеллигент - должен знать Пушкина, но не следует впадать в крайности и читать только его. Я лично очень люблю Пушкина и часто упиваюсь отдельными местами "Онегина":

 Я знаю, жребий1 мой измерен, 
 Но чтоб продлилась жизнь моя, 
 Я утром должен быть уверен, 
 Что с вами днем увижусь я.

¹ (У Пушкина "век уж.." Изменение внесено Маяковским намеренно, т.к. ему не нравилось сочетание слов "век уж.")

Выше этих строчек не бывает. Это предел описания влюбленности.

На другом вечере, в университете, два студента разошлись во взглядах на творчество Маяковского и подрались у самой эстрады. Маяковский пытался успокоить их. Противники ругались по-грузински. И он тоже выкрикнул что- то по-грузински.

Зал был наэлектризован. Дерущихся с трудом удалось развести и рассадить по разным углам.

Молодежь, услышав грузинское слово из уст Маяковского, стала настойчиво просить его прочитать что-нибудь по-грузински. И он прочел несколько строк из "Левого марша". Вспыхнула овация.

В перерыве Маяковский сказал:

- Вот это, я понимаю, вечер! Сколько темперамента! Раз дерутся, значит, есть за что!

Студенты провожали его до ворот. И увидав, что мы садимся в трамвай, поклонники мгновенно заполнили почти пустой вагон (это была конечная остановка): им хотелось продлить удовольствие, побыть с Маяковским возможно дольше.

От шума, драки и "веселого" трамвая звенело в ушах, когда мы остались одни.

- Теперь вы понимаете, что такое Тифлис? Где, когда, у кого такое было?

Пребывание Маяковского в Тифлисе закончилось выступлениями в Закавказском коммунистическом университете, куда были приглашены писатели и журналисты, и в Центральном рабочем клубе. Маяковский собирался еще побывать в Кутаисе, Эривани, Батуме, на земле своего детства - в Багдади¹.

¹ (Село Кутаиской губернии, где родился В. В. Маяковский. Ныне - район центр Грузинской СССР, переименованный в "Маяковски" в 1940 году.)

- До чего хорошо там! - говорил он. - Я бы вам показал и рассказал много интересного.

Но в Москве ждали неотложные дела, и он вынужден был возвращаться. По дороге Владимир Владимирович предложил составить "график поведения": до станции такой-то - играем в карты, до такой-то - не курим, затем читаем, затем обедаем, затем лежим и молчим, затем просто рассказываем глупости, затем поем и т. д. Согласно этому графику мы должны были играть в "1000" до станции Гудермес. Но выясняется, что поезд сильно опаздывает. Я предлагаю отойти от графика - вдруг опоздает на целые сутки. Под разными предлогами выбегаю из купе, устраиваю передышку.

- Довольно бегать и прикидываться! Будьте человеком слова! - сказал Маяковский.

- А почему наш поезд - не человек слова?

- Меня это не касается - мы люди, а не поезда.

Пришлось играть до Гудермеса. Здесь поезд стоял очень долго.

Владимир Владимирович предложил другое: до отхода поезда быстро шагать от паровоза до хвоста и обратно и сосчитать количество шагов.

- Но чьими шагами? Ведь у вас вдвое больше.

- В одну сторону вашими, в другую - моими.

Так и шагали - серьезные и озабоченные счетом.

На станции Таганрог Маяковский вышел погулять. Поезд готов к отправлению, к его нет. Я волнуюсь. Наконец-то, запыхавшись, он вбегает в вагон, на ходу поезда. Я-с упреками. Он же протягивает большую коробку зернистой икры.

- Молчите! И так из-за вас пострадал. Я бегал искать подарок ко дню вашего рождения. (Я как-то мельком сказал в Тифлисе, что не поспею в Москву ко дню рождения. - П. Л.). А в дороге это нелегкое дело.

Поезд опаздывал часов на двенадцать. Вместо трех ночей пришлось провести в вагоне четыре. Но так как опоздание не было предусмотрено, проводник лишил нас постельного белья: по положению оно предоставлялось только на три ночи.

- Нет, обязательно возвратите белье, - настаивал Маяковский. - Вы ведь знали, что поезд опаздывает? А раз так, то вы должны были и опоздать снять белье.

В Москве, усаживаясь на извозчика, Владимир Владимирович улыбнулся:

- Интересно ездить, но люблю возвращаться в Москву. Каждый раз какое-то особенное, приятное чувство...