"Мы с Красной Пресней старые друзья"

В Лубянском проезде (пр. Серова, 3/6) Владимир Владимирович жил в коммунальной квартире и занимал одну лишь комнату размером в 11,10 квадратного метра, с единственным окном, выходящим во двор. Позднее в поэме "Хорошо!" поэт ласково назвал свое скромное жилище "комнатенкой-лодочкой".

Одиночная камера № 103 в Бутырской тюрьме, в которой содержался Маяковский в 1909-1910 гг.

Эта комната на четвертом этаже служила Владимиру Маяковскому рабочим кабинетом, столовой и спальней. В ее стенах им были созданы сотни текстов для агитационных и рекламных плакатов, написаны выдающиеся произведения современной советской поэзии - поэмы "Про это", "Владимир Ильич Ленин", октябрьская поэма "Хорошо!", книга "Как делать стихи", "Разговор с товарищем Лениным", "Прозаседавшиеся" и многие другие. Здесь же он работал над сатирическими пьесами "Клоп", "Баня", сценарием о революции 1905 года "Москва горит". Эта комната была своеобразным штабом по организации и проведению отчетной выставки "20 лет работы Маяковского".

Лето поэт проводил в подмосковном поселке Пушкино, некоторое время жил на зимней даче в Сокольниках, но более всего находился в разъездах. Он бывал бесконечно счастлив, когда ему удавалось вырваться в общество матери и сестер. Маяковский любил район, с которым была связана вся его революционная юность.

- Мы с Красной Пресней старые друзья, ей нельзя отказать,- сказал как-то Владимир Владимирович, отвечая на просьбу выступить перед молодежью Краснопресненского района.

Подсчитано, что за период с 1919 по 1930 год он провел здесь более 200 публичных выступлений и был инициатором многих массовых мероприятий, связанных с пропагандой современной советской литературы. Весной 1920 года по воле трудящихся Москвы бывший Пресненский район получил наименование Краснопресненского. По тем временам это был наиболее крупный район столицы как по своему территориальному размаху (в его границы входила территория современного Краснопресненского, часть Тимирязевского, Фрунзенского и других районов Москвы), так и по насыщенности промышленными предприятиями, учебными заведениями, театрами, рабочими клубами и просветительными учреждениями. Литейное и машиностроительное производство представляли рабочие заводов "Красная Пресня", "Памяти революции 1905 года", "Борец", "Дуке", "Пролетарский труд" и чугунолитейного имени Войкова, текстильную промышленность - многотысячный коллектив комбината "Трехгорная мануфактура" (тогда еще фабрики) и ткачи фабрики имени Петра Алексеева. Здесь же действовал и первый в нашей стране тормозной завод, на территории района трудились рабочие железных дорог и большого трамвайного парка. Район по праву славился производством сахара (завод имени Мантулина), кондитерских (фабрика "Большевик"), парфюмерных (фабрика "Свобода") и табачных изделий (фабрики "Ява" и "Дукат"). К числу этих промышленных предприятий относятся типографии "Правда", "Гудок", "Известия", "Труд", книжно-журнальная типография "Красный пролетарий" и многие другие.

Гордостью района были консерватория имени П. И. Чайковского, Сельскохозяйственная академия имени К. А. Тимирязева, Институт марксизма-ленинизма при ЦК КПСС, а также Государственный ордена Ленина академический Большой театр Союза ССР, академический Малый театр, прославленный МХАТ имени М. Горького, Театр Революции - ныне Московский ордена Трудового Красного Знамени академический театр имени Вл. Маяковского и др. В конце 20-х годов в нашем районе с участием комсомольцев был построен стадион "Динамо". Естественно, это событие не прошло мимо внимания Маяковского. Он не раз бывал на строительстве, а позднее не менее, чем мы, болел за успех той или иной футбольной команды. По свидетельству бывшего первого секретаря районного комитета комсомола А. Ф. Бордадына, поэт постоянно интересовался спортивной работой среди молодежи и был непременным зрителем массовых физкультурных парадов и состязаний.

- Однажды,- вспоминает Афанасий Федорович,- наш стадион принимал на своем поле зарубежных футболистов. Тогда это было редким явлением, и вся Москва устремилась на "Динамо". Подхожу к входным воротам стадиона, а народу там - тьма-тьмущая. Поток такой, что даже конная милиция не справляется. Не пускают и Маяковского: предъяви, мол, билет; ад, и только. А у него как на грех даже корреспондентских удостоверений не оказалось. Вижу, плохи его дела. Пришлось выручать.

- Ну вот как кстати. Комсомол всегда меня выручает,- улыбнулся Владимир Владимирович и, поблагодарив за помощь, быстро ринулся на трибуну.

Он был постоянно связан с нашим районным комитетом и наряду с выступлениями перед молодежью живо интересовался практическими делами комсомольских ячеек. Не ошибусь, если скажу, что многие его стихи, опубликованные в газете "Комсомольская правда", а затем в отдельной книге "Слоны в комсомоле", явились результатом этого общения.

- Великий советский поэт Владимир Владимирович Маяковский,- говорит бывший комсомольский вожак на машиностроительном заводе "Дукс", а затем секретарь горкома комсомола и член Центрального Комитета ВЛКСМ Петр Семененко,- был настоящим другом и любимцем молодежи. Однако особая, сердечная дружба установилась у него с комсомолией Краснопресненского района.

Желанным гостем он был у студентов рабфака имени М. Н. Покровского, находившегося на Большой Никитской улице (ныне ул. Герцена). Владимир Владимирович дружил с профессором С. Г. Колесневым и охотно откликался на его просьбы выступить у преподавателей и студентов с чтением новых произведений.

У Владимира Владимировича сложились на редкость добрые отношения с рабочим клубом "Пролетарий" на Большой Пименовской улице (ныне Краснопролетарская ул.), где он неоднократно выступал перед наборщиками и печатниками типографии "Красный пролетарий" с чтением поэтических произведений и выносил на суд общественности большие драматургические произведения.

- Краснопролетарцы первыми высоко оценили драматургию поэта и тогда же коллективно рекомендовали ее для широкого показа в рабочих клубах и общежитиях,- продолжает Семененко.- Большим счастьем считаю для себя также и мое личное участие в организации тематической выставки его книг в 1928 году, созданной по инициативе бюро РК ВЛКСМ в Доме комсомола на Красной Пресне. В одно из своих частых посещений выставки он охотно отозвался на просьбу секретаря райкома комсомола и прочитал для членов бюро и комсомольского актива поэму "Хорошо!".

Семененко, принимавший участие в организации книжной выставки, говорил, что ему казалось, будто эта выставка подсказала поэту необходимость отчитаться перед писателями и всем советским народом выставкой "20 лет работы Маяковского", которую он показал в клубе ФОСПа, в Ленинграде и у нас на Красной Пресне.

На одном из вечеров, проходившем в летнем саду имени Карла Либкнехта, Маяковский получил несколько провокационную записку: в ней спрашивали, любит ли поэт Пушкина и Есенина.

Обложка первого сборника стихов Владимира Маяковского 'Я' (художник В. Чекрыгин)

Маяковский вслух прочитал записку и неожиданно объявил:

- Любую главу из "Евгения Онегина"! - подумайте, мол. Объявил и ушел на двадцатиминутный перерыв, а когда снова вышел на сцену, отлично прочитал целую главу из пушкинского романа и сразу же перешел к чтению Есенина. Перед тем как прочитать стихотворение "Собаке Качалова", Владимир Владимирович присел на стул и, несколько наклонясь, как бы заговорил с псом: "Дай, Джим, на счастье лапу мне..."

Было тихо, весь зал как завороженный внимательно слушал. Но вот он поднялся, выпрямился во весь свой богатырский рост и почти шепотом спросил:

- Ну как, по-вашему, люблю я этих поэтов?

Восторженной овацией слушатели стоя сердечно благодарили Маяковского.

Автор этих строк был свидетелем того, как во время работы над стихами Владимир Владимирович, видимо в минуты творческих размышлений, отходил от стола, и в маленькой "комнатенке-лодочке" звучали знаменитые пушкинские строки:

 Я знаю, жребий мой измерен, 
 Но чтоб продлилась жизнь моя, 
 Я утром должен быть уверен, 
 Что с вами днем увижусь я.

Нет, нет, читатель, я не ошибся. Маяковский, так же как и Максим Горький, не терпел литературных "ужей". Не случайно поэтому он перефразировал слова гениального Пушкина и вместо фразы "Я знаю, век уж мой измерен" читал по-своему: "Я знаю, жребий мой измерен".

Во время работы он не раз нашептывал при мне и строки Сергея Есенина:

 Милый, милый, смешной дуралей...

Или:

 Не жалею, не зову, не плачу...

"В наших глазах,- вспоминает бывший работник "Комсомольской правды" Николай Максимович Потапов,- Владимир Маяковский был настоящим кумиром, замечательным примером того, как надо жить и работать по-коммунистически. В его лице мы видели не только великого поэта, но и человека огромного внутреннего обаяния.

Вечера молодежи, встречи с поэтами и писателями, обсуждения новинок литературы часто устраивали в Центральном Доме комсомола. Владимир Владимирович любил этот Дом, в котором, казалось, никогда не гасли огни и никогда не смолкали голоса молодых... В один из сентябрьских дней 1928 года здесь проводился творческий вечер поэта. Заранее было условлено, что Маяковский будет читать стихи о комсомоле и молодежи.

Комната Владимира Маяковского в квартире дома № 36 по улице Большая Пресня (1913-1915 гг.)

Уже за полчаса до начала уютный зал Дома был переполнен. Кроме комсомольского актива сюда пришли молодые рабочие и работницы с Пресненского комбината, "Трехгорной мануфактуры", из трамвайного парка, железнодорожники, строители. Около восьми часов вечера быстрой походкой вошел в вестибюль Маяковский. Его по-дружески, как старого знакомого, встретили работники райкома ВЛКСМ. Владимир Владимирович сразу же прошел на сцену.

- Ого,- сказал Маяковский,- чувствую, что недостатка в народе не будет. Небось красноармейцев подзаняли в соседней части?

- В этом мы сегодня не нуждаемся,- ответил секретарь райкома,- в пожарных случаях мы приглашаем их. А вообще, красноармейцы - замечательные слушатели. Вы сами это знаете...

Занавес был поднят заранее. На сцене стоял маленький стол, накрытый зеленым сукном, стул и на трибуне - непременный графин с водой.

Молодежь встретила своего гостя очень тепло, по- свойски. И сам он, видимо, почувствовал себя в своей, близкой ему аудитории.

- Привет краснопресненской комсомолии! - зычным голосом произнес Маяковский.- Дорогие друзья, я думаю, что мы не будем избирать президиум и приглашать за стол товарищей с портфелями,- продолжал уже полушутливо Владимир Владимирович, нарочно делая неправильное ударение на слове "портфелями".- Обойдемся без президиума?

- Обойдемся! - послышались выкрики из зала.

- Ну, значит, по этому вопросу договорились.

После короткой паузы он продолжал:

- Как вы видите, товарищи, я ни по росту, ни по возрасту уже не гожусь в комсомол. Правда, у вас бывают и бородатые комсомольцы, в том числе поэты. Но оставим их в стороне, пускай чешут бороды и воображают себя молодыми. Я хочу вам сегодня прочесть стихи, написанные в последние пять-шесть месяцев для "Комсомольской правды", по ее просьбам и по моему собственному желанию. Я встречался и встречаюсь часто с молодежью и не могу о ней не писать. Как вы знаете, в моих стихах меньше хвалы, а больше критики...

И в "Фабрике мертвых душ", и в стихах "Нагрузка по макушку" затрагивались злободневные темы комсомольской жизни.

Когда кто-то из райкомовцев спросил Маяковского, не устал ли он, не сделать ли перерыв, тот ответил:

-Я могу работать на комсомол хоть целые сутки".

Летом 1929 года в Москве проводился праздник

советской книги. По инициативе Маяковского на Тверском бульваре был развернут большой книжный базар. Поэт вместе с работниками книжной торговли стоял за прилавком. Он беседовал с читателями, охотно отвечал на все вопросы и раздавал автографы. Отношение к литературе Маяковский выразил в стихах:

 Пользу книг 
           ничем не измерить, 
 книга 
      в жизнь 
             открывает двери.

Эти стихи были написаны на большом красочном транспаранте и сразу бросались в глаза всем, кто приходил на книжный базар.

В тот же день Владимир Владимирович организовал встречу с красноармейцами в Октябрьских лагерях. В состав бригады кроме Маяковского входили Джек Алтаузен, Александр Жаров, Семен Кирсанов, Иван Молчанов и другие. Впоследствии Александр Жаров писал:

"Ряд палаток в сосняке, посты дневальных на пересечениях прямых, хорошо утрамбованных песчаных дорожек. Слева и справа - высокие сосны. На них - ярко оформленные стенные газеты подразделений, фотовитрины, плакаты, один из которых самодеятельный, со стихами Маяковского:

 Красная Армия - красный еж,
 верная наша защита.

Вот и лагерный клуб. Огромный зрительный зал под открытым небом заставлен скамьями. Сцена - большой деревянный помост под навесом. Слушатели еще не собрались.

Все разбрелись по лагерю. Я пошел с Маяковским. В палатках он поднимал одеяла, трогал постельное белье, мял подушки, заглядывал с разрешения владельцев в тумбочки. Кто-то удивился:

- Вот, поэт... а интересуется нашей прозой жизни.

- Учтите, товарищи, что проза нашей советской жизни выше всякой нудной поэзии,- тихо сказал Маяковский,- я много мест повидал на свете, был и в Америке. Имею все основания оценить, в частности, вашу воинскую прозу. А вы уж судите о нашей боевой поэзии.

Маяковский расспрашивал красноармейцев об успехах в стрельбе, о том, какие новые кинокартины им нравятся и какие они книги читают.

- Как вы мягко и уважительно беседуете, Владимир Владимирович! - вставил слово политрук.- Зря про вас говорили, будто вы резкий да задиристый...

- Я с противником задиристый, чего и вам желаю... А тут свои.

Клуб наполнился. Маяковский читал стихи, потом разговаривал, потом снова читал или отвечал на какой-нибудь внезапно заданный вопрос. Читал он на этот раз много, выполняя все заказы. Прочитал очень выразительно "Левый марш". А заключил свое выступление последней главой из поэмы "Хорошо!".

Владимир Маяковский - солдат (1915 г.)

Работая в Телеграфном агентстве, Маяковский задался целью организовать Дом печати - ныне Центральный Дом журналиста (Суворовский бульв., 8а), начавший свою деятельность 3 марта 1920 года как основной центр культурно-просветительной работы и своеобразная творческая лаборатория журналистов.

Дом печати в то далекое время был единственным культурно-просветительным очагом, вокруг которого начали объединяться и все другие творческие силы Москвы. В канун его официального открытия "Вечерние известия Московского Совета" сообщили о том, что в помещении этого нового очага советской культуры имеется 14 комнат, предназначенных для читальни и библиотеки, отдельные кабинеты для проведения небольших собраний и кружков художественной самодеятельности, а также столовая, буфетная и мраморный зрительный зал на 350 человек.

В назначенный срок собравшихся на открытие Дома подробно познакомили с его целями и задачами, после чего пригласили на беседу, посвященную возникновению и развитию большевистской печати, - о славных традициях ленинской газеты "Искра", о публицистике Владимира Ильича, о газетах "Вперед" и "Правда". Так, скромно, по-деловому, с первых дней своего существования начал работать Дом печати, в уставе которого отмечалось, что "он объединяет работников коммунистической культуры в области печати, литературы и искусства... а его задачей является способствовать выявлению творческих достижений в деле строительства новой культуры и содействовать их творческому и профессиональному объединению между собой".

Ветераны советской прессы не раз бывали здесь участниками интереснейших докладов и лекций, теоретических конференций, литературно-художественных вечеров, всевозможных диспутов и творческих встреч. Частыми гостями Дома печати неоднократно бывали Н. К. Крупская, Е. М. Ярославский, В. А. Карпинский, В. В. Боровский, А. И. Микоян, С. М. Буденный, М. И. Калинин, конечно же Алексей Максимович Горький, артисты прославленного МХАТа и многие другие. Душой же всех этих мероприятий были Владимир Маяковский и А. В. Луначарский.

Вечера того времени трудно было представить без могучей фигуры поэта на сцене, в зрительном зале, на тематической фотовыставке или просто у главного входа. Он был не только хорошим организатором, но и постоянным участником различных диспутов, творческих совещаний, выступал с докладами о своих поездках по стране и за рубежом. Кроме того, Дом печати служил для него и вторым рабочим кабинетом, потому как на третьем его этаже в 1923-1925 годах здесь помещалась редакция журнала "Леф" (Левый фронт искусств), редактором которого, как известно, также был Маяковский.

По далеко не полным данным, поэт выступал здесь около 60 раз. Причем если речь шла о читке его собственных произведений, то он никогда не повторялся, считая своим долгом выступать в Доме печати только с новыми вещами. Такому же правилу он советовал придерживаться и другим. Дорожа мнением товарищей журналистов, поэт охотно выносил на их общественный суд все основные свои поэмы и пьесы - "Мистерия- буфф", "Баня" и "Клоп", присутствовал на их обсуждениях и участвовал в диспутах.

Являясь одним из первых членов правления Дома печати, Владимир Владимирович активно участвовал в его организационно-массовой работе. 29 января 1921 года он выступил здесь с докладом о плакатном искусстве и производственной пропаганде, а 6 июня в присутствии поэта состоялся диспут о пьесе "Мистерия-буфф". 18 октября 1924 года журналисты Москвы и работники фабрично-заводской печати Красной Пресни слушали поэму Маяковского "Владимир Ильич Ленин", а спустя год, 1 декабря 1925 года, присутствовали на его творческом отчете о поездке за границу.

18 октября 1927 года Владимир Владимирович прочитал октябрьскую поэму "Хорошо!" в Красном зале МК ВКП(б) перед активом московской партийной организации. Я бесконечно счастлив, что застал Владимира Владимировича на самом гребне девятой волны его многогранной и неустанной работы. Юбилейный год Советской власти был для поэта, как говорили тогда его друзья, "болдинским годом Маяковского". Поэт написал свыше 70 новых стихотворений, три киносценария, множество очерков и статей. В его активе было 180 дней, проведенных в поездках по стране и за рубежом, не говоря уже о Москве, где Маяковский почти ежедневно выступал на различных диспутах и встречах с читателями.

В начале 1929 года он принес на суд журналистов сатирическую поэму "Клоп", а несколько позднее присутствовал у них на диспуте, посвященном "Бане". Отдаваясь поэтическому творчеству, Маяковский неустанно сотрудничал и в газетах.

О большой дружбе поэта с газетой свидетельствуют его многочисленные высказывания о действенной организаторской роли советской печати, огромное количество стихотворений, адресованных рабочим и сельским корреспондентам, а также рекламных стихов, способствующих успешному распространению отдельных журналов и газет среди населения.

Маяковский участвовал в октябре 1922 года в подготовке специального циркуляра, в котором ЦК РКП (б) предлагал всем областным и губернским комитетам партии всемерно содействовать организации местных секций печати при Союзе работников просвещения.

В 1922 году в помещении Дома печати выступала мастерская Фореггера. На одной из афиш появился анонс о том, что во время спектакля В. Маяковский сделает сенсационное сообщение. В назначенный день поэт вышел на эстраду и объявил, что никто сегодня не покинет зал без его разрешения, а разрешение он будет давать только тем, кто пожертвует в пользу пострадавших от стихийного бедствия, постигшего Поволжье. Кроме того, объявляется литературный аукцион книг и автографов, весь сбор с которого поступит в пользу голодающих. На следующий день "Правда" писала: "Устроенный в Доме печати в воскресенье, 19 февраля, во время спектакля "американский аукцион" книг и автографов с участием Владимира Маяковского прошел весьма успешно. Выручено в общей сложности около 40 000 000 рублей". Любопытно, что книга самого поэта "Все сочиненное Владимиром Маяковским", прошедшая за 18 900 рублей, была снабжена двустишием автора:

 Отдавшему все 
             для голодных сел
 дарит Маяковский 
                 свое 
                     "Все".

Все, кто был тогда на аукционе, надолго запомнили эти замечательные строки.

В том же 1922 году он вместе с группой молодых поэтов выступил на литературном утреннике в консерватории имени П. И. Чайковского (ул. Герцена, 13) и весь сбор, полученный от этого выступления, перевел в фонд помощи голодающим.

- Буду выступать вместе с комсомольскими поэтами,- заявил Маяковский.

- Но их еще мало знает публика,- усомнились организаторы.- Могут не сделать сбора.

- Сделают! Вместе ведь делать будем.

Так оно и получилось. Народу было полно.

Такую же замечательную инициативу проявил

поэт и в мае 1926 года. В Театре Революции состоялся большой литературный вечер "Революционные писатели - английским рабочим". Весь сбор от него также был перечислен в фонд бастующего пролетариата.

Владимир Владимирович был большим другом детей. Его стихи "Что такое хорошо и что такое плохо?", "Что ни страница - то слон, то львица", "Конь- огонь", "Прочти и катай в Париж и Китай!", "Это книжечка моя про моря и про маяк", "Кем быть?" и другие хорошо известны школьникам нашей страны. Темы для детских стихов поэт черпал из почты "Пионерской правды", из непосредственного общения с ребятами, жившими на Красной Пресне и в Сокольниках. Поэт дружил с воспитанниками Первого Дома пионеров на Красной Пресне (Большая Грузинская ул., 6), открытого в марте 1928 года. "Часто приходил к нам Владимир Владимирович Маяковский,- пишет полковник Советской Армии А. Коротких.- Читал стихи. Вел "мужской" разговор о том, что такое хорошо и что такое плохо. Наблюдал за шахматными баталиями. Поэт не раз переводил свои гонорары в адрес нашего Дома..." (Вечерняя Москва, 1978. 31 марта). А вот и один из документов подобного рода:

В. В. Маяковский на московском книжном базаре 9 июля 1929 г.

"В Московское общество драматических писателей и композиторов - МОДПиК.

Отказываюсь от авторского гонорара, причитающегося мне по спектаклям "Баня" - 31.III. с. г. (утренние) и 22 апреля с. г., устраиваемых месткомом ГосТИМа, сбор с которых поступит в пользу подшефного театра пионер-дома.

Март 1930 г. МАЯКОВСКИЙ".

Частым гостем был Владимир Владимирович и у пионеров первого пионерского отряда, организованного в нашей стране в феврале 1922 года в доме № 6 по Трехпрудному переулку. Узнав о том, что редактором журнала "Барабан" был утвержден вожатый этого отряда Миша Стремяков, поэт охотно откликнулся на его просьбы и не раз принимал участие в коллективном обсуждении стихов юных поэтов.

- Пришел как-то в редакцию, внимательно выслушал мнение всех выступавших и неожиданно произнес: "Что ж, критиковать, я вижу, вы умеете и сами. Все, конечно, правильно. Стихи действительно еще очень сыроваты. Только, прошу вас, не будьте чересчур строгими - отвечайте пионерам спокойнее, убедительнее. Время покажет - быть им поэтами или не быть. Вижу, что ребята по-настоящему любят поэзию. А это сейчас главное. Значит, умный читатель растет".

Старшему поколению пионеров и комсомольцев Красной Пресни никогда не забыть 25 августа 1929 года. В этот день на стадионе "Динамо" состоялось торжественное закрытие Первого Всесоюзного слета юных ленинцев, которое конечно же не могло обойтись без участия Владимира Маяковского. Стоит ли говорить о том, как радовались мы, узнав, что это грандиозное событие будет проходить не где-нибудь, а в родном районе, да еще в присутствии нашего любимого поэта. Нам сообщили, что Владимир Владимирович написал специальные стихи. Заранее зная, что они обязательно появятся в "Пионерской правде", мы уже с вечера с нетерпением ожидали почтальонов, чтобы первыми увидеть эти строки своими глазами.

Наши комсомольцы и пионеры, участвовавшие в празднике в качестве линейных и разводящих, первыми узнали "дядю Володю", широко шагавшего на стадион с "Пионерской правдой" в руке.

"Значит, будет читать",- решили мы и с еще большим вниманием стали ждать.

И вот над зеленым ковром стадиона, над многоэтажными трибунами зазвучал мощный раскатистый бас поэта, он, словно ветер, врывался в души ликующей детворы:

 За море синевольное,
 за сто земель 
             и вод 
 разлейся, песня-молния,
 про пионерский слет.

Владимир Владимирович был добрым, отзывчивым и внимательным человеком. Никогда не забыть, как в один из счастливейших дней я впервые явился к нему в новенькой комсомольской юнгштурмовке с долгожданным кимовским значком на груди. На звонок вышел сам Маяковский. Открыл дверь, молча пропустил меня в комнату и, ласково улыбнувшись, осмотрел с ног до головы.

- Вот это здорово! Ну, прямо Ворошилов! А право на эту форму имеешь?

Ничего не говоря, я вынул из кармана временный комсомольский билет и с радостью положил его на широкую ладонь поэта. Владимир Владимирович внимательно посмотрел на билет и, задержавшись на нем взглядом, одобрительно сказал:

- Ну что ж, поздравляю тебя, комсомол, а теперь садись вот и уничтожай груши.

О большой доброжелательности поэта к молодежи свидетельствует также и рассказ моего старого друга Анатолия Бакулова. В то время Толя учился в кооперативно-торговом училище и одновременно проходил практику в кондитерском отделении бывшего елисеевского магазина. Все шло нормально, но однажды, упаковывая покупку, молодой продавец забыл вложить в общий пакет шоколадную плитку "Золотой ярлык".

Покупатель ушел, а Толя вдруг спохватился и стремительно бросился вслед за ним. Догнал где-то на углу и просил простить его за допущенную оплошность.

- Нет, так дело не пойдет,- строго пробасил покупатель,- придется вернуться.

А когда вернулись в магазин, он сразу направился к директору и попросил жалобную книгу.

- Ну, думаю,- говорил мне Толя,- подмочена моя репутация. Без выговора не обойтись. Чего доброго, в училище сообщат.

Но все обернулось иначе. На следующий день приказом по магазину моему другу объявили благодарность. Об этом попросил покупатель - сам Владимир Маяковский.

Машина В. Маяковского марки 'рено' № 3344

Памятно и другое. Осенью 1928 года я случайно оказался свидетелем разговора нашего пионервожатого Володи Зюзина с бывшим комсомольским работником Антоном Высоцким, который только что получил квартиру и решил отметить это событие товарищеским ужином.

На столе, покрытом газетой, появился огромный чайник, несколько кружек, "подковка" колбасы, французские булки. В беседе за чаем друзья подробно обсуждали повестку дня предстоящего комсомольского собрания. Неожиданно в дверь постучали. На пороге стоял Маяковский. Он извинился, сказал, что пришел лишь на минуту, и отозвал хозяина на балкон. Маяковский курил, оживленно жестикулируя, и что-то доказывал Высоцкому.

- Очень прошу! - сказал он на прощанье и ушел.

Зюзин поинтересовался:

- В чем дело, Антон?

- Видишь ли, Маяковский хлопочет за одного бездомного мальчишку, просит ускорить его направление на работу. Попробую договориться с ребятами на подростковой бирже труда.

Биржа помещалась на Большой Бронной в здании, которое ныне занимает Центральная городская библиотека имени Н. А. Некрасова. Во дворе старинного дома ежедневно собиралось до трехсот ребят со всех районов Москвы. В течение двух-трех часов они терпеливо выслушивали фамилии счастливцев, получивших работу, и, не дождавшись своей очереди, шли обедать в дешевую столовую и расходились по домам. Во время очередной переклички на бирже труда была названа фамилия, видимо, того паренька, о котором хлопотал Маяковский. Но вместо юнца к секретарю неожиданно подошел сам Владимир Маяковский. Он взял направление на работу, вышел из ворот и подозвал к себе низкорослого паренька. Похлопал его по плечу, вручил документ и выдал некоторую сумму денег.

- Теперь иди и смотри - не подкачай!

Владимир Владимирович проводил его до угла и широко зашагал в сторону Тверского бульвара.

Поэт обладал исключительной прозорливостью и чуткостью по отношению к умным, талантливым и беспокойным людям. Воспоминания о Маяковском сохранились у Виталия Горяева, которому он доверял оформление отчетной выставки "20 лет работы Маяковского". Вот что я узнал от прекрасного живописца, карикатуриста и иллюстратора книг народного художника СССР Виталия Николаевича Горяева, под руководством которого мне довелось работать еще в 1930 году на выставке Маяковского.

- Маяковский был большим. И, как все тогда понимали, не только по росту. Мое знакомство с ним началось осенью 1929 года, когда я, сдав экзамены, пытался разыскать в Союзе писателей рукописи, присланные из Читинской организации на рецензию москвичам. Девушки из аппарата явно не торопились найти нашу папку. Присутствовавший при этом пожилой человек посоветовал мне обратиться к Маяковскому. А вот и он сам.

"Извините, Владимир Владимирович, я член ЧАПП".

"Что это такое?"

"Читинская ассоциация пролетарских писателей".

"А! И такая есть! Ну и что?"

"Не могу найти нашу папку с рукописями, которые мы прислали на рецензию. Посоветовали обратиться к вам".

Девушки забегали, как в неповторимых фильмах Чаплина, и чахлая папка с нашими стихами и прозой быстро оказалась в руках Маяковского. Владимир Владимирович спросил, будут ли удовлетворены мои товарищи, если он сам сделает замечания на полях рукописи. Я сразу же согласился, ведь мои друзья не смели и мечтать о такой возможности.

"Приходите завтра в это же время. Но какое отношение имеет к вам эта папка?"

"Здесь есть два моих стихотворения".

Я вынул свои произведения из папки. Владимир Владимирович посмотрел их и спросил:

"А в Москву зачем?"

"Сдал экзамены в МВТУ, хочу мосты мостить!"

Больше разговора о поэзии не было.

На другой день я вновь появился, но уже с папкой гораздо больших размеров.

"Это что, тоже стихи?" - удивленно спросил Маяковский.

"Нет, мои рисунки".

"А ну покажи!"

Владимир Владимирович раскрыл папку, внимательно ознакомился с рисунками, тут же поднял телефонную трубку, соединился с ректором Высших художественных мастерских Павлом Ивановичем Новицким и попросил провести дополнительный просмотр к уже закончившимся вступительным экзаменам.

- Любимый портрет в семье Маяковских (1925 г.)

"Вы не поэт, не знаю, каким мостостроителем станете, но художник вы уже есть",- сказал Владимир Владимирович.

Он сам пошел и забрал документы, сданные мною в МВТУ, передал их во Вхутемас, куда я и был зачислен в порядке исключения, и за что всю жизнь благодарен великому поэту и человеку.

Постоянно общаясь с работниками театра и кино, Владимир Маяковский внимательно наблюдал за творческим развитием молодых, и особенно за проявлявшими наибольшую инициативу в поисках новых методов и подхода к изображению современной действительности. Его огромный авторитет и бесспорное умение точно предопределять силу и значение их способностей и таланта в будущей самостоятельной работе полностью сказались на творческих судьбах многих актеров и постановщиков.

"Именно он, Владимир Владимирович Маяковский, поддержал в свое время и мои настойчивые поиски нового", - говорил, выступая в нынешнем Доме кино, известный советский кинорежиссер С. И. Юткевич.

В дальнейшем, когда эта фамилия стала именем популярнейшей личности в советской и мировой кинематографии,- режиссер, теоретик, доктор искусствоведения, Герой Социалистического Труда Сергей Иосифович Юткевич по достоинству оценил дружескую заботу поэта, сделав все для того, чтобы вернуть драматургию Владимира Маяковского на сцены театров и клубов, на радио и на экраны страны. Благодаря его стараниям нынешние современники имеют счастливую возможность смотреть такие фильмы, как "Маяковский смеется" и заново реставрированную уникальную кино-картину "Барышня и хулиган" с участием "живого" Маяковского, причем без особого вмешательства со стороны гримеров.

Будучи хорошо знакомым со многими комсомольскими активистами Краснопресненского района, Маяковский так же безошибочно обнаружил большие журналистские и писательские способности у молодого литейщика с машиностроительного завода "Красная Пресня", или, как называли его по старинке, "Грачевки".

На редкость инициативный и предприимчивый паренек, едва пришедший на завод учиться литейному делу, он довольно быстро проявил себя умелым организатором молодежи, первым возглавил заводскую комсомольскую ячейку и, опираясь на ее актив, развернул широкую культурно-массовую работу не только у себя на заводе, но и в районе.

- Хороший парень, этот Яша Ильин! Просто молодец, всем бы такими быть,- расхваливал его Владимир Владимирович в беседе с секретарем райкома комсомола. - Смотрите, не упустите парня. Жалеть бы не пришлось.

В октябре 1928 года Владимир Маяковский выезжал в очередное свое путешествие по городам Европы. Командировка была рассчитана ровно на две недели, однако мало кто знал, как трудно она досталась ему, что если бы не комсомол, то едва ли бы он вновь побывал в Париже.

Давнишний друг поэта Тициан Табидзе, случайно заставший его в Москве, рассказывал о том, что Маяковский, не скрывая своих радостных чувств по случаю их неожиданной встречи, был чем-то очень озабочен, грустил и откровенно признался, что он был тогда не в духе.

- На мой вопрос: Володя, что с тобой? Ты совсем неузнаваем и совсем непохож на самого себя - Маяковский с досадой признался, что руководство РАПП совершенно не дает ему покоя и мешает его поездке в Париж. При этом он очень по-доброму отозвался о работниках "Комсомольской правды", и в частности о заместителе ее главного редактора - краснопресненце Якове Ильине.

А было вот как: узнав у Маяковского о его желании предпринять новую поездку за рубеж, Яков Ильин пошел в Цекомол и весьма убедительно доказал секретарю ЦК безусловную полезность предстоящей командировки как для комсомольской прессы, так и для самого поэта. Заручившись предварительным согласием, Яша безотлагательно принялся за дело. Когда же Маяковский получил добро и в Центральном Комитете партии, он сразу же выдвинул идею - организовать общегородскую встречу с читателями "Комсомольской правды".

Встреча эта состоялась 10 сентября в Красном зале МК ВКП(б), где поэт особенно любил проводить свои "главные репетиции" в присутствии партийного актива Москвы, считая его самым внимательным, объективным, взыскательным и доброжелательным слушателем. Не имея перед собой даже самой несовершенной стенограммы, я не могу, конечно, в точности передать всей атмосферы этого необычного свидания, но только отлично помню, что прошло оно очень весело, непринужденно. "Товарищи, наш друг Владимир Владимирович Маяковский,- сказал, открывая вечер, редактор "Комсомолки" Тарас Костров,- сам изъявил желание выступить перед вами, с тем чтобы перед отъездом в зарубежную командировку вооружить себя свежими идеями, мыслями и запросами, идущими непосредственно из уст нашей современной советской молодежи".

Он этот заряд получил. Прочитав несколько стихов, написанных еще под впечатлением предыдущих заграничных путешествий, поэт с большим вниманием выслушал все выступления читателей - их отдельные критические замечания, деловые советы и предложения, почувствовав во всем этом единодушное желание всех присутствующих видеть его в полном рабочем состоянии, таким же оперативным, острым и объективным, официальным полпредом комсомольской печати.

Вполне естественно, что и на этой дружеской встрече не обошлось без горячих выступлений в адрес всякого рода недоброжелателей боевой и наступательной поэзии. Особенно, как мне помнится, тогда очень крепко досталось литературному беспринципному критику Давиду Тальникову, выступившему однажды с клеветнической статьей в журнале "Красная новь", в которой он дурно отозвался о стихах и путевых заметках Маяковского. Началом этой полемики явилось стихотворение Маяковского "Галопщик по писателям", напечатанное как раз накануне состоявшегося вечера. Многие из нас были знакомы уже с этим стихотворением по публикации в газете "Читатель и писатель" и настойчиво убедили тогда Владимира Владимировича познакомить с ним и всех участников собрания, о котором через два дня редакция газеты "Комсомольская правда" опубликовала специальный отчет под названием "Маяковский получил командировку".

Командировка состоялась. Теперь в активе поэта была завершенная работа над пьесой "Клоп", установление творческих связей с прогрессивными деятелями искусства и литературы, обогащение свежими наблюдениями и замыслами и создание новых поэтических произведений, таких, как "Письмо товарищу Кострову о сущности любви", "Письмо Татьяне Яковлевой", разоблачительный памфлет "Стихотворение о проданной телятине" и др.

Я никогда не забуду 21 февраля 1930 года, когда в большой группе краснопресненцев я присутствовал в Красном зале Московского комитета партии на общегородской конференции читателей "Комсомольской правды" и слушал небольшую, но очень зажигательную речь Владимира Маяковского.

Вскоре после основания "Комсомольской правды" решением ЦК ВЛКСМ Яшу Ильина направили на укрепление газеты в качестве одного из заместителей главного редактора. "Ну, Маяковский, он как в воду глядел",- шутили тогда в райкоме.

В газете Ильин руководил работой основного отдела, освещающего разнообразие комсомольской жизни страны. С приходом Ильина газета приобрела лицо, стала острее, интереснее, разнообразнее. Двери его кабинета постоянно были открыты для всех, и тем более для Маяковского. Владимир Владимирович не любил печататься на обособленных "Литературных страницах". Он считал, что поэт должен выступать по всем злободневным вопросам, а следовательно, и стихи его должны появляться на любой полосе газеты.

- Поэты,- говорил он,- улюлюкают, однако сами газетничать не могут, а больше печатаются в безответственных приложениях. А мне на их лирический вздор смешно смотреть.

Яков Ильин сблизился с Маяковским. Стихи поэта публиковались на всех страницах газеты, и прежде всего на второй полосе, в разделе комсомольской жизни.

- Яков Ильин был, по-моему, единственным в нашей среде человеком, который говорил с Маяковским на "ты",- вспоминал Александр Безыменский.

Владимир Владимирович не ошибся - вскоре Яков Ильин стал известен и как автор первого романа о строительстве Сталинградского тракторного завода - "Большой конвейер".

Появление поэта было встречено бурной овацией. Пройдя в президиум, он пристроился в глубине сцены, дымовито закурил и внимательно слушал отчетный доклад редактора газеты. На этот раз он не читал стихов, первый взял слово и сразу же обрушился на поэтов.

- Но где же поэты? Поэтов сегодня назначено шесть штук, а, кроме Ивана Молчанова, никто не пришел. Остальные сидят и ждут, когда наступит время для выявления их собственных лирических переживаний.

Маяковский заговорил о том, что пора "переключить уважение к литературе из эстетического отношения в общественное, социальное, политическое отношение". Далее он говорил о вопросах колхозного строительства, участии ударных бригад, о возросшей солидарности международного рабочего класса и повышении революционной бдительности, напомнив при этом о подготовке интервенции против Советского Союза.

Мы слушали Маяковского и мысленно представляли, до чего же он остро чувствовал внутреннюю и международную обстановку, и прекрасно поняли, что выступление поэта не шло вразрез с отчетным докладом "Комсомольской правды", а дополняло и углубляло его.

Выступив, Маяковский незаметно покинул зал. Он не знал истинной причины отсутствия остальных поэтов: они выступали на одном из промышленных предприятий столицы и все-таки, хотя и с опозданием, приняли участие в читательской конференции.

Выступления были интересными, а главное - они полностью соответствовали тому, о чем говорил Маяковский. Поэты пришли с новыми стихами, воспевающими самоотверженный труд молодых. До сих пор хорошо помню, как тепло встретили мы "послание" Ивана Молчанова к некоему "Любомиру", распространявшему анонимные письма с призывом всячески тормозить наше продвижение вперед. Нас обрадовал также своим "Маршем ударных бригад" Александр Жаров. Припев его песни исполняли громко, всем залом.

На следующий день, расспрашивая меня о том, как прошла конференция и что читали поэты, Маяковский слегка покачал головой и сказал сам себе:

- Нехорошо получилось, Владим Владимыч, придется извиниться.

В родной "белокаменной и камнекрасной" Москве, и особенно в дорогом ему Краснопресненском районе, Маяковского интересовало буквально все. Не зря же сказано: "Эта улица моя, дома мои". Он не скрывал своей радости, если узнавал о каком-либо новшестве. Именно так встретил он открытие на Красной Пресне Московского планетария, немедленно откликнувшись на это событие восторженными стихами, опубликованными в газете "Вечерняя Москва" 28 декабря 1929 года:

 Побыв 
      в небесных сферах,
 мы знаем - 
           нету бога 
 и нету 
       смысла 
            в верах. 
 Должен 
       каждый пролетарий
 посмотреть на Планетарий.

Любовь поэта к родному району нередко проявлялась и в стихах, направленных против расточительства и бесхозяйственности. Так, осенью 1926 года он узнал от рабкоров "Рабочей Москвы" о том, что на территории Тимирязевской академии обнаружены ржавеющие сельскохозяйственные машины. Владимир Владимирович оперативно откликнулся на этот факт стихотворением "Продолжение прогулок из улицы в переулок":

 Теперь 
       перейду 
             к научной теме я. 
 Эта тема - 
           Сельхозакадемия, 
 не просто, 
          а имени 
 Тимирязева. 
 Ясно - 
       сверху 
             снег да ливни, 
 ясно - 
       снизу грязь вам... 
 А в грязи 
          на аршин - 
 масса 
      разных машин. 
 Общий плач: 
           полежим, 
 РКИ подождем. 
 Разве ж 
        в этом режим,
 чтоб ржаветь под дождем?

В стихотворении "Мои прогулки сквозь улицы и переулки" поэт не обошел стороной родные мне Лихоборы:

 На Четвертых Лихоборах
 непорядков - 
             целый ворох. 
 Что рабочий?! 
            Даже люди
 очень крупного ума
 меж домами, 
           в общей груде 
 не найдут 
          свои дома.

И наоборот, придавая огромное значение выпуску слушателей академии - смелых новаторов и активных преобразователей природы, Маяковский с особым уважением подчеркнул почетное звание "тимирязевец", в стихотворении "Студенту-пролетарию" отмечал:

 Землю 
      мы 
        используем разве? 
 Долго ль 
        дождика 
              ждать у туч нам? 
 Выходи, 
       агроном-тимирязевец, 
 землю 
      сами, 
          без бога утучним.

В 20-х годах на Лесной улице, на базе бывшего артиллерийского завода, был создан первый в нашей стране завод по производству железнодорожных тормозов, успешно конкурировавший с крупнейшими немецкими и американскими фирмами. Продукция именно этого завода обеспечивала нам возможность быстрее перейти от ручных тормозов к автоматическим.

Инициаторами этого замечательного почина были изобретатели и рационализаторы Ф. П. Казанцев и Е. К. Матросов. Их работа повлекла за собой массовое развитие рационализаторства в рабочем коллективе. Видя в добром почине краснопресненских тормозовиков большое будущее для многих отраслей социалистической промышленности, Маяковский задал руководителям промышленных предприятий вопрос о том, как решительно покончить с недооценкой массового движения изобретателей и рационализаторов:

 Товарищи хозяйственники! 
 Ответьте на вопрос вы - 
 Что сделано, 
            чтобы выросли
 Казанцевы и Матросовы?

Краснопресненцы очень любили Театр имени Мейерхольда, где состоялись премьеры сатирических пьес "Клоп" -13 февраля 1929 года и "Баня" - 16 марта 1930 года. Многие из них не только видели эти постановки, но и участвовали в их общественном обсуждении в клубе "Пролетарий". Это они, краснопролетарцы, первыми одобрительно отозвались о "Бане" и выразили пожелание, что эту пьесу необходимо поставить на сцене Театра имени В. Э. Мейерхольда. Сам же режиссер считал, что "Баня" - "крупное событие в истории русского театра".

"Мне повезло,- рассказывает главный режиссер Театра сатиры народный артист СССР В. Н. Плучек, - в дни своей артистической юности я слышал первую читку Маяковского пьес "Клоп" и "Баня" в труппе Театра Мейерхольда.

Навсегда осталось в памяти незабываемое впечатление от огромного воздействия поэта на аудиторию. Его рокочущий бас передавал и пафос, и лирику, и высокую патетику, и юмор. Мы не раз прерывали чтение восторженными аплодисментами: каждая реплика отточена и сконцентрирована в законченные словесные конструкции.

Я участвовал тогда в обоих спектаклях как артист и каждый день видел на репетициях Маяковского, которого Мейерхольд привлек к режиссуре. Спектакли имели большой успех, сопровождались аншлагами. И все же драматургии Маяковского не повезло. После 1930 года пьесы поэта не ставились, создалась легенда об их несценичности.

В 1953 году мы поставили "Баню", которая встретила восторженный прием зрителей. Вслед за "Баней" свет рампы увидели "Клоп" и "Мистерия-буфф". И началось триумфальное шествие Маяковского-драматурга по стране и за ее пределами.

Драматургия Маяковского требует творческого, активного подхода к его пьесам. Не только современный театр, но и театр будущего увидит в пьесах поэта интереснейшие новации, способные увлечь постановщиков и актеров".

Афиша об открытии выставки '20 лет работы Маяковского'

В 1930 году в стране широко отмечалось двадцатипятилетие первой русской революции. Владимир Владимирович конечно же не мог пройти мимо этой исторической даты и посвятил ей юбилейную постановку на арене Первого государственного цирка, назвав свой сценарий "Москва горит". Эта пьеса явилась последним драматическим произведением поэта. 20 февраля он выступил с чтением сценария на заседании художественно-политического совета Центрального управления госцирка. Участники заседания постановили считать пьесу "Москва горит" пригодной для постановки в госцирке.

В работе над пьесой автору помогли опыт постановки "Мистерии-буфф" и глубокое изучение исторического материала. В текст сценария он ввел сатирические стихи и песни времен Декабрьского вооруженного восстания, использовал карикатуры сатирических журналов и снабдил самостоятельными тематическими плакатами-летучками, которые по ходу пьесы должны были распространять среди зрителей. Так, на одной из них говорилось:

 Мир 
    перейдет 
         от слов к патронам. 
 Трон 
 капитала 
         треснется. 
 Вспомни тогда, 
              что у этого трона 
 ножку подбили пресненцы.

Автор назвал свое детище "литературно-историческим монтажом". Первая часть постановки охватывала такие события 1905 года, как объявление манифеста Николая II, всеобщую забастовку, подготовку к вооруженному восстанию, бои на баррикадах, действия карательного отряда и разгром революционной Пресни. Во второй части автор как бы связал первую русскую революцию с современной ему действительностью, провозгласив верность идеям коммунизма и стойкость в борьбе за мир во всем мире. "Я хочу,- говорил он на заседании художественного совета Центрального управления госцирков,- показать, как рабочий класс пришел через генеральную репетицию к сегодняшнему дню".

Спустя неделю после прочтения пьесы на художественном совете поэт вынес ее на суд непосредственных участников Декабрьского вооруженного восстания - рабочих "Трехгорки" и других промышленных предприятий района. На сей раз это обсуждение проходило с участием членов художественного совета госцирков и активистов Центрального Дома комсомола Красной Пресни. В резолюции, принятой собранием, говорилось: "Работу товарища Маяковского "Москва горит" считаем нужной и правильной и приветствуем цирк в его переходе на новые рельсы - отображения нужных нам тем в цирковых представлениях".

Владимир Владимирович принимал активное участие в подготовке предстоящей премьеры, в которой было занято около 500 человек. Однако увидеть ее ему не пришлось. Премьера состоялась 21 апреля 1930 года - через неделю после смерти Маяковского. "Москва горит" ставилась позднее в Ленинграде, Киеве, Саратове и других городах страны.

О дружбе поэта с коллективом рабочих "Трехгорки" свидетельствовала информация "Маяковский на Пресне", опубликованная 17 апреля 1930 года в газете "Вечерняя Москва":

"Трехгорка" отлично знала Маяковского. Он неоднократно ездил на Краснопресненскую заставу, в этот текстильный город, чтобы побеседовать с молодежью, послушать старых ткачих.

В клубе "Трехгорной мануфактуры" рассказывают:

- Своим человеком он был для нас... Бывало, какой-нибудь вечер устраиваем, зовем его и просим помочь. Маяковский всегда был готов. Сам придет, да с собой кого-нибудь из поэтов привезет. Однажды приехал к нам в клуб без всяких предупреждений, а когда мы начали его расспрашивать, он просто ответил:

- Захотелось повидаться...

На "Трехгорке" было несколько официальных вечеринок с участием Маяковского.

Он читал обычно много: сколько хотелось слушателям. А кончал такой фразой:

- Ну, теперь кройте меня...

И рабочие "Трехгорки" крыли, если было за что. Говорили, какие стихи нравятся больше, какие меньше. Надо все же сказать, что на "Трехгорке" Маяковского чаще всего хвалили.

Самый замечательный вечер Маяковского на "Трехгорке" состоялся совсем недавно, недели три назад.

Клуб организовал диспут "Пролетарский ли поэт Маяковский?".

На этом вечере было несколько сот человек. Маяковский, по обыкновению, читал стихи, а потом начинался суд. Все без исключения говорили, что Маяковский отлично справляется со своими трудными задачами. Он умело выбирает темы для своих произведений и с исключительной остротой оформляет их. Конечно, Маяковский подлинно пролетарский поэт. Он доказал это своей каждодневной работой.

Рабочие "Трехгорной мануфактуры" очень интересовались пьесами Маяковского. Многие видели в Театре Мейерхольда "Баню" и "Клопа". Были оживленные беседы, отмечались и недостатки, и хорошие стороны этих пьес.

Как относится "Трехгорка" к неожиданной смерти Маяковского?

В клубе уже были разговоры об этом. Поступок Маяковского осужден. Рабочие, любившие поэта, говорят, что конец им непонятен, он не вяжется с долголетним творчеством человека, которому принадлежат лучшие страницы революционной поэзии...

Но "Трехгорка" продолжает любить Маяковского:

- Слишком много хорошего он дал при жизни, чтобы можно было забыть его после смерти.

В клубе "Трехгорки" предполагается устроить вечер памяти поэта.

Маленький эпизод из посещений Маяковским "Трехгорки".

Как-то на одном из литературных вечеров кто-то из рабочих фабрики сказал, что хорошо бы ему, Маяковскому, написать что-нибудь о "Трехгорке".

Маяковский подумал и ответил:

- Напишу. Обязательно напишу.

И конечно же он выполнил бы свое обещание, если бы не эта нелепая смерть".

Таким Владимир Владимирович Маяковский остался в благодарной памяти людей, хорошо знавших этого славного гражданина нашей великой Родины.

25 февраля Маяковский принял участие в официальном открытии кружка друзей искусства и культуры - первого клуба театральных работников Москвы в Старопименовском переулке. При входе в клуб красовался плакат со словами поэта:

 Марксизм - оружие, 
                 огнестрельный метод. 
 Применяй умеючи 
                метод этот!

В тот вечер по просьбе В. И. Качалова, И. М. Москвина, Л. М. Леонидова, А. В. Неждановой, А. А. Яблочкиной, В. Н. Рыжовой, П. М. Садовского, Л. В. Собинова, В. В. Барсовой и многих других Маяковский выступил со стихами.

-Я прочту вступление к новой поэме,- сказал он,- ее название "Во весь голос". Вы услышите ее первыми.

Может быть, потому, что он выступал в клубе актеров, играл здесь в бильярд, тут долго хранился бильярдный кий Маяковского. Начиная игру, он говорил обычно, что существует старинное правило: работаешь стоя - отдыхаешь сидя; работаешь сидя - отдыхаешь стоя.

Участие Маяковского в торжественном открытии клуба театральных работников было для него столь же обязательным и необходимым, как выступление перед рабочей и студенческой аудиторией. И те и другие были его друзьями и товарищами. А в том, как любили его, я не раз убеждался сам. Особенно, как мне помнится, его горячо любил Владимир Николаевич Яхонтов. Я трижды был свидетелем того, как артист неожиданно появлялся на вечерах Маяковского и откуда-нибудь из задних рядов внимательно следил за тем, как читал поэт.

В 1935 году, находясь в командировке, я совершенно случайно познакомился с Владимиром Николаевичем в свердловской гостинице "Большой Урал". В одной из бесед конечно же завел разговор о Маяковском.

- Вам, молодой человек,- начал Яхонтов,- здорово повезло, лично знать Маяковского - большое счастье. Я, например, считаю себя счастливейшим человеком, потому что был современником этого великого и неповторимого поэта. Маяковский, на, мой взгляд, всесторонняя академия для литераторов и всех работников искусств, не говоря уже о том, что личное общение с ним делает человека чище, справедливее и добрее. Бесконечно благодарю свою судьбу за то, что у меня было и есть по кому равняться.

Позднее в книге "Театр одного актера" Владимир Николаевич подробно рассказал о влиянии, которое оказал на него Маяковский, и где автор назвал себя "негласным" учеником поэта. Эта книга, так же как и боевая машина - танк "Владимир Маяковский", построенный на личные сбережения артиста в годы Великой Отечественной войны,- лучшее свидетельство его глубочайшего уважения и любви к поэту-борцу, а то, что он сказал мне на Урале, незабываемо.

Много еще находилось неподалеку от Красной Пресни рабочих клубов, редакций - "Правда", "Труд", "Гудок", с которыми Владимир Маяковский постоянно поддерживал связь. В их числе была и редакция "Известий", в которых начиная с 1922 года публиковались стихи поэта. По соседству находилась и "Рабочая Москва", о которой Маяковский сказал как-то в рекламе:

 Знаете ли вы, 
 где главконтора "Рабочий Москвы"? 
 Адрес простой: 
 угол Страстного и Тверской.

Рядом с Пушкинской площадью, на Тверском бульваре, в доме, где помещается теперь Литературный институт имени А. М. Горького, в 20-х годах находились почти все писательские организации Москвы. Владимир Владимирович часто посещал их.

14 июля 1928 года в "Вечерней Москве" поэт опубликовал стихотворение "Дом Герцена", в котором зло высмеял постоянных посетителей находившегося при Доме литературного ресторана. Находясь здесь последний раз, он беседовал с писателем И. С. Рахилло, которому было поручено договориться с поэтом о записи его выступления для звукового экрана.

-Задумано хорошо,- согласился Владимир Владимирович,- но, к сожалению, врачи запрещают мне выступать. Из-за горла... Я надорвал голос.

-Тем более! Один раз запишитесь, и вас будут слушать миллионы. Это же на века. Навсегда.

-Для кино, пожалуй, выступлю. В последний раз,- добавил задумчиво Владимир Владимирович.