"Товарищ Константин"

В Москве Володя сблизился с профессиональными революционерами из числа студенческой молодежи, которая постоянно общалась с его семьей. В те годы Маяковские старались снимать квартиры обязательно из трех комнат с таким расчетом, чтобы одну из них сдавать временным жильцам и таким образом удешевить общую стоимость жилья. Однако далеко не всегда сбывались желаемые расчеты. Основными съемщиками одиночных комнат, как правило, были бедные студенты, которые и сами нуждались не менее, чем доброжелательные хозяева. Первым таким жильцом был старый знакомый Людмилы Исидор Иванович Морчадзе (С. С. Коридзе). Затем появился Василий Васильевич Канделаки - большевик, с которым Володя сблизился и стал его единомышленником.

Студенты Московского университета, учащиеся Строгановского училища, их ближайшие товарищи из Петровской земледельческой и лесной академии довольно часто собирались на квартире Маяковских. За дружеским чаем они обсуждали новинки нелегальной литературы и подробно делились своими наблюдениями над общественной жизнью Москвы. Спохватившись, поглядывали на сидящего рядом долговязого юношу, который внимательно вслушивался в их горячие споры. Узнав, однако, что он сын гостеприимной Александры Алексеевны, успокаивались и продолжали жаркие дебаты. Бывало, разойдутся друзья по домам, а Владимир заберет их литературу, уединится, залпом прочтет и с нетерпением ожидает очередного студенческого чаепития.

В то время его интересовало буквально все, что было связано с революцией. Достаточно сказать, что в круг его чтения теперь входили такие труды, как "Предисловие" Карла Маркса к его книге "К критике политической экономии", нелегальные издания В. И. Ленина - "Две тактики социал-демократии в демократической революции" и другие философские и экономические работы. Впоследствии, вспоминая этот период своей жизни, Маяковский писал: "Беллетристики не признавал совершенно. Философия. Гегель. Естествознание. Но главным образом марксизм. Нет произведения искусства, которым бы я увлекся более, чем "Предисловием" Маркса".

Постоянно находясь среди передовой, революционно настроенной молодежи, Маяковский все больше и больше убеждался в необходимости решительной ломки старого мира и всем своим существом тянулся к студентам-социалистам, твердо стоявшим на пути революционной борьбы за освобождение рабочего класса. В числе его идейных наставников были Исидор Иванович Морчадзе, Василий Васильевич Канделаки, Иван Богданович Караханов, Владимир Ильич Вегер (Поволжец) и другие. В этой связи весьма интересен отзыв классного руководителя Володи Маяковского. "Ваш брат,- говорил он Людмиле,- очень способный, про него нельзя сказать, что он озорник, но в нем и в его поведении есть что-то такое, что плохо влияет на товарищей". Это "что-то такое" и было то самое страстное стремление включиться в работу большевиков. Так оно и получилось. Однажды, в феврале 1908 года, Владимир пришел домой и решительно заявил: "Я работаю в социал-демократической партии, меня могут каждый день арестовать, поэтому я прошу скорее взять мои документы из гимназии, так как будет хуже, если меня арестуют и лишат права поступления в какие-либо другие учебные заведения".

Хорошо зная характер сына, Александра Алексеевна согласилась с его доводами. 1 марта Маяковский выбыл из гимназии по постановлению педагогического совета вследствие невзноса платы за первую половину 1908 года и с присущей ему энергией взялся за работу в Московской партийной организации в качестве пропагандиста. "1908 год. Вступил в партию РСДРП(б), - писал он в автобиографии.- Держал экзамен в торгово-промышленном подрайоне. Выдержал. Пропагандист. Пошел к булочникам, потом к сапожникам и, наконец, к типографщикам..." На одной из партийных конференций, проходившей в Сокольнической роще, Владимир Маяковский был введен в состав Московского комитета партии. Его называли "товарищ Константин".

Владимир Маяковский включился в партийную работу сознательно, с твердой верой в ее большую организаторскую силу и правоту.

Революция 1905 года показала, что пролетариат России значительно закалился и окреп. Он окончательно выделился в самостоятельную политическую силу, занявшую ведущее место в освободительном движении. Пролетариат "завоевал освобождение рабочих масс из-под влияния предательского и презренно-бессильного либерализма. Он завоевал себе роль гегемона в борьбе за свободу, за демократию, как условие для борьбы за социализм. Он завоевал всем угнетенным и эксплуатируемым классам России уменье вести революционную массовую борьбу..."^*

^* (Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 19. С. 371.)

Не потеряли веру в окончательную победу и боевые дружинники Пресни. "Мы не побеждены,- говорилось в листовке Пресненского боевого штаба,- но держать без работы всех рабочих Москвы дальше невозможно. Голод вступил в свои права, и мы прекращаем стачку с понедельника. Становитесь на работу, товарищи, до следующей, последней битвы. Она неизбежна, она близка...

Ждите призыва! Запасайтесь оружием, товарищи! Еще один могучий удар - и рухнет окончательно проклятый строй, всей стране ненавистный".

Здесь, на Пресне, где еще совсем недавно было подавлено вооруженное восстание рабочих, Маяковский убедился в том, что партия и рабочий класс не сложили оружия, а еще более решительно начали накапливать силы, чтобы более организованно выйти на решительную борьбу. Работая пропагандистом, он получил возможность постоянно общаться с лучшими представителями рабочего класса и с их идейными руководителями.

"Я с Маяковским познакомился в качестве члена Московского комитета партии большевиков, будучи в то же время студентом Московского университета и ведая по партийной линии вопросами работы среди студенчества,- писал В. И. Вегер.- Маяковский при первых же разговорах, которые у нас были во время первой нашей встречи, о его работе в организации, произвел очень хорошее впечатление, впечатление сильного, энергичного, очень активного товарища. У нас была беседа о том, какого направления он придерживался... Выяснилось, что он настроен чрезвычайно непримиримо не только по отношению к царизму, но и по отношению к капитализму... Маяковский не сомневался в том, что самым передовым классом, способным совершить революцию, является рабочий класс, то есть он был знаком в это время с некоторыми положениями марксистской литературы, он стоял на позициях научного социализма..."

Владимир Ильич Вегер (Поволжец), один из руководителей московских большевиков, который впервые предложил Маяковскому организационную работу, видел в своем подопечном "организаторски сильного парня".

Маяковский живо интересовался Пресней: бывших участников вооруженного восстания просил показать места, где проходили баррикадные бои, подробно расспрашивал о пресненских дружинниках, читал боевые листовки, используя их в пропагандистской работе. Он хорошо был знаком с В. М. Загорским (партийная кличка Денис) и неоднократно выполнял его ответственные поручения. Завоевав доверие и авторитет у руководящих партийных работников, Маяковский приобрел в то же время и "популярность" у царской жандармерии и полиции. За ним были учреждены особый надзор и регулярная слежка. Судя по донесениям шпиков, он именовался условными кличками Высокий, Кленовый, Скорый.

Не прошло и месяца после ухода Маяковского из Пятой гимназии, как 29 марта 1908 года его арестовали. Это произошло в Зоологическом (современное название) переулке, на квартире Тимофея Трифоновича Трифонова, где размещалась подпольная типография РСДРП. При обыске у Маяковского были обнаружены нелегальные листовки, прокламация "Новое наступление капитала", подпольные большевистские газеты "Рабочее знамя", "Солдатская правда" и другая запрещенная литература. На предварительных допросах в полицейском участке, что находился в Оружейном переулке в Пресненской (возле бывш. Кудринской пл.), а затем в Сущевской части, Маяковский вел себя как опытный конспиратор и выдавал себя за семнадцатилетнего, хотя в действительности ему не исполнилось и 15 лет. Он не рассказал о фактическом положении дел и категорически отвергал свою причастность к партии большевиков.

Ниже приводится протокольная запись допроса Володи Маяковского, произведенного следователем по особо важным делам в первом участке Сущевской части, где в настоящее время расположен музей Министерства внутренних дел СССР.

"Я не признаю себя виновным в участии в Московской организации Российской социал-демократической рабочей партии, поставившей своей целью насильственное (ниспровержение) путем вооруженного восстания существующего государственного и общественного строя, так как никакого отношения к каким бы то ни было революционным организациям, а в частности и к означенной организации, я не имел и не имею. По поводу отобранных при задержании газет и прокламаций объяснение следующее: в мае месяце прошлого года во время прогулки с товарищами, с кем именно, не помню, с молодым человеком, которого я знаю только по имени - Александр. Своей фамилии он не называл, и я этим не интересовался. После первого своего знакомства с этим Александром встречался раз семь-восемь в театре, на улице, в пивной. Ни в какой квартире я с ним не встречался. В конце марта, приблизительно 20-го числа, я встретился с ним у памятника Пушкину и пошел с ним вместе по направлению к Трубной площади. По дороге я остановился у витрины книжного магазина; здесь он мне сказал, что торопится куда-то, и передал мне два свертка, обернутые в газетную бумагу и связанные вместе веревкой, попросив меня отнести эти свертки по следующему адресу: Ново-Чухнинский переулок, дом Коноплина, кв. 7 - и передать их там от имени Александра Льву Николаевичу Жигитову. По указанному адресу я приносил эти свертки днем в четверг 27-го числа и, не застав Жигитова дома, принес эти свертки в субботу 29 марта и здесь был арестован. Кто такой Лев Яковлевич Жигитов я совершенно не знаю и никогда до этого случая о нем не слыхал. Об Александре, передавшем мне эти свертки, могу указать только его приметы: он был высокого роста, с небольшою черною бородою, носил папаху, которую последнее время сменил на шляпу, носил также черное пальто и серый полосатый костюм. Как-то он мне говорил, что бывший студент и дает уроки; других сведений о нем не имею. Жил ли Жигитов здесь один или с кем-нибудь, я совершенно не знаю".

Паровичок в Петровско-Разумовском

Нетрудно убедиться в том, что при допросе Володя Маяковский нарочно переиначивал отчество придуманного им Жигитова, для того чтобы возможно крепче запутать показания, а следовательно, и не выдать своих товарищей.

Убедившись в несовершеннолетии арестованного, судебный следователь Московского окружного суда освободил Маяковского под особый надзор полиции по месту постоянного жительства. Выйдя из-под стражи 9 апреля 1908 года, Маяковский не прекратил своей работы в партии и снова выполнял ее задания и поручения.

"Летом вместе со своими жильцами Маяковские,- как вспоминала Л. В. Маяковская,- перебрались на дачу в живописную подмосковную местность Соломенная сторожка. Дубовая роща соседствовала с прекрасным парком и зеркальными прудами. Там мы познакомились со студентами сельскохозяйственного института, с которыми у нас было много общих интересов: почти все мы выросли в среде агрономов и лесничих... Но и тут, он (Маяковский.- Лет.) не забывал своих партийных дел: часто, невзирая на непогоду, на то, что, кроме легкого плаща, у него не было другой одежды, уходил в Москву пешком". После первого ареста, не прекращая активной работы в партии, Маяковский с большим энтузиазмом принялся за повышение общеобразовательных знаний, надеясь продолжить учебу в Строгановском училище, но сдать экзамены за пятый класс гимназии ему все же не удалось. 18 января он был снова арестован. Задержали его случайно, но так или иначе ему вторично почти полтора месяца пришлось отсиживать в знакомой уже Сущевке. 27 февраля 1909 года Маяковского освободили из-под стражи, однако его и теперь ожидал судебный процесс по делу нелегальной типографии РСДРП (б), назначенный на 9 сентября. Это нисколько ему не помешало возобновить партийную работу и продолжать прежние занятия. С помощью сестры он поступил в Строгановское училище, но вскоре покинул его и с еще большей энергией начал готовиться к поступлению в Московское училище живописи, ваяния и зодчества. В эти дни он почти не расставался с альбомом и все свободное время проводил за рисованием. Однако за две недели до шестнадцатилетия снова был арестован. Третий арест был связан с организацией побега большой группы женщин из Новинской тюрьмы, в подготовке которого принимала непосредственное участие вся семья Маяковских. Одним из главных организаторов побега политкаторжанок был активный участник Декабрьского вооруженного восстания 1905 года И. И. Морчадзе. "Он, хорошо зная нас,- писала Людмила Владимировна,- и всегда доверяя нам, безусловно надеясь на нашу конспирацию, привлек нашу семью для участия в подготовительных работах к побегу, на наше имя велась конспиративная переписка, у нас устраивались встречи для переговоров.

Мама, сестра и я вечерами и по ночам, заперев двери комнаты, торопливо шили для заключенных женщин коричневые гимназические платья, в которых они должны были бежать. В комнате Володи смолили канат. По всей квартире распространялся запах смолы, что могло вызвать подозрение, и это сильно нас беспокоило. Все приготовления, конечно, держались в глубокой тайне".

Побег удался. Из тюрьмы бежало тринадцать арестанток и вместе с ними тюремная надзирательница. Двух каторжанок все же задержали. В связи с этим в квартире Маяковских был произведен тщательный обыск, а в доме в течение трех дней находилась засада. Не обошлось и без ареста. Арестованным оказался один из организаторов побега вольнослушатель Петровской сельскохозяйственной академии Лев Яковлев. Он забежал к Маяковским, чтобы сообщить об удачном побеге, и совершенно неожиданно попал в руки полиции. В кармане у Яковлева находился тюремный ключ, изготовленный по восковому слепку. Не растерявшись, Яковлев незаметно передал его Александре Алексеевне, которая не выпускала его из рук на протяжении всего обыска. С тех пор ключ спокойно ржавеет на дне большого пруда в Петровско-Разумовском.

Не избежал ареста и Маяковский. В тот же день, 2 июля 1909 года, полиция схватила его на квартире И. И. Морчадзе, куда и он пришел сообщить об удавшемся побеге, имея при себе рисовальные принадлежности. По свидетельству Исидора Ивановича, Володя вел себя очень смело и непринужденно. Он даже "помог" малограмотному полицейскому сформулировать причину своего ареста: "Владимир Маяковский пришел сюда по рисовальной части, отчего я, пристав Мещанской части, нахожу, что он виноват отчасти, а посему надо разорвать его на части".

Шутки шутками, а дело оборачивалось довольно скверно. После предварительного заключения в Басманном и Мещанском полицейских домах он был переведен в 103-ю одиночную камеру Бутырской тюрьмы.

"Вашу семью, всю, вместе с вашим братом давно пора бы выслать",- раздраженно заявил однажды Людмиле Владимировне полицейский чиновник.

К этому, собственно, и шло. Судя по заключению градоначальника и служебной справке жандармского ротмистра, Владимиру Маяковскому грозила высылка под гласный надзор полиции в Нарымский край Томской губернии не менее чем на три года... 9 сентября на процессе по делу подпольной типографии РСДРП (б) рабочего-революционера Т. Т. Трифонова присудили к шести годам каторжных работ. Что касается Маяковского, то он, как несовершеннолетний, был отдан под ответственный надзор родителей. Но это решение еще не освобождало его от тюремного заключения в связи с организацией побега политкаторжанок. Положение создавалось крайне тяжелое. Делу о побеге политкаторжанок московский градоначальник придавал "исключительно политическое значение" и ходатайствовал о его передаче на рассмотрение окружного военного суда. Однако до суда дело не дошло. С помощью сестры и ближайших ее друзей опасность была предотвращена. Владимира Маяковского и на этот раз выручило его несовершеннолетие и опытная защита юриста П. П. Лидова, обеспечившая досрочное освобождение арестанта "по малолетству". 9 января 1910 года в тужурке Строгановского училища Маяковский вышел из Бутырской тюрьмы, считая отсидку в ней "важнейшим для себя временем". Вспоминая те тревожные годы, И. И. Морчадзе писал: "Семья Маяковских была настоящей революционной семьей. В этой семье всегда радушно встречали всех, кто имел отношение к революции. Слово "революционер" - это был уже пропуск, чтобы попасть в семью Маяковских".