Мистерия-буфф

Первая редакция

1. Семь пар чистых. Абиссинский негус, индийский раджа, турецкий паша, русский купчина, китаец, упитанный перс, толстый француз, австралиец с женой, поп, офицер-немец, офицер-итальянец, американец, студент.

2. Семь пар нечистых. Трубочист, фонарщик, шофер, швея, рудокоп, плотник, батрак, слуга, сапожник, кузнец, булочник, прачка и эскимосы: рыбак и охотник.

3. Дама-истерика.

4. Черти. Штаб Вельзевула и два вестовых.

5. Святые. Златоуст, Лев Толстой, Мафусаил, Жан-Жак Руссо и др.

6. Вещи. Машина, хлеб, соль, пила, игла, молот, книга и др.

7. Человек просто.

I.   Вся вселенная.
II.  Ковчег.
III. 1 -я картина: Ад.
     2-я картина: Рай.
     3-я картина: Земля обетованная.

Пролог

Это об нас взывала земля голосом пушечного рева.
Это нами взбухали поля, кровями опоены.
Стоим,
исторгнутые из земного чрева
кесаревым сечением войны.
Славим
восстаний,
бунтов,
революций день -
тебя,
идущий, черепа мозжа!
Нашего второго рождения день -
мир возмужал.
Бывает -
станет пароход вдалеке,
надымит
и уйдет по зеркальности водной,
и долго дымными дышишь легендами,-
так жизнь ускользала от нас до сегодня.
Нам написали Евангелие,
Коран,
"Потерянный и возвращенный рай",
и еще,
и еще -
многое множество книжек.
Каждая - радость загробную сулит, умна и хитра.
Здесь,
на земле
хотим
не выше жить
и не ниже
всех этих елей, домов, дорог, лошадей и трав. 
Нам надоели небесные сласти -
хлебище дайте жрать ржаной!
Нам надоели бумажные страсти -
дайте жить с живой женой!
Там,
в гардеробах театров
блестки оперных этуалей
да плащ мефистофельский -
всё, что есть там!
Старый портной не для наших старался талий.
Что ж,
неуклюжая пусть
одёжа -
да наша.
Нам место!
Сегодня
над пылью театров
наш загорится девиз:
"Всё заново!"
Стой и дивись!
Занавес!

Расходятся. Раздирают занавес, замалеванный реликвиями старого театра.

Действие первое

На зареве северного сияния шар земной, упирающийся полюсом r лед пола. По всему шару лестницами перекрещиваются канаты широт и долгот. Меж двух моржей, подпирающих мир, эскимос-охотник, уткнувшийся пальцем в землю, орет другому, растянувшемуся перед ним у костра.

Эйе!
Эйе!

Горланит.
Дела другого нет - 
пальцем землю тыркать.

Дырка!

Где дырка?

Течет!

Что течет?

Земля!

О-о-о-о!
Дело нечистых рук. 
Черт! 
Пойду предупрежу полярный круг.

Бежит. На него из-за склона мира наскакивает выжимающий рукава француз. Секунду ищет пуговицу и, не найдя, ухватывает

шерсть шубы.

Явление первое

Мосье эскимос! 
Мосье эскимос! 
Страшно спешно! 
Пара минут...

Ну?

Так вот: 
сегодня
у себя в Париже 
сижу я это, 
ев филе,
не помню, другое что-то ев ли, 
и вижу -       
неладно верзиле Эйфеля. 
Думаю - не бошей блеф ли? 
Вдруг гул. 
На крышу бегу. 
Виясь вкруг домовьего остова, 
безводный прибой 
суетне вперебой 
бежал,
кварталы захлестывал. 
Париж - тревожного моря бред. 
Невидимых волн басовые ноты. 
И за, 
и над, 
и под, 
и пред
домов дредноуты.
И прежде чем мыслью раскинуть мог, 
от немцев ли, или от...

Скорей!

Я весь
до ниточки взмок. 
Смотрю - 
всё сухо,
но льется, и льется, и льет. 
И вдруг,
крушенья Помпеи помпезней, картина разверзлась - 
с корнем
Париж был вырван 
и вытоплен в бездне 
у мира в расплавленном горне. 
Я очнулся на гребнях текущих сёл, 
я весь свой собрал яхт-клубский опыт,- 
и вот
перед вами, 
милейший, 
всё, 
что осталось теперь от Европы.

Н-немного.

Успокоится, конечно... 
дня-с на два-с!

Да говори ты без этих европейских юлений! 
Чего тебе надо? Тут не до вас.

Разрешите мне... около ваших многоуважаемых
                                   тюленей!

Рыбак досадливо машет рукой костру, идет в другую сторону -

предупреждать круг - и натыкается на выбегающих из-за другого

склона измокших австралийцев.

Явление второе

А еще омерзительней не было лиц?!

Мы - австралийцы.

Я - австралиец.
Всё у нас было.
Как то-с:
утконос, пальма, дикобраз, кактус...

И всё утонуло... 
всё на дне...

Вот идите к ним! 
А то они одне.

Собравшийся вновь идти эскимос остановился, прислушиваясь к двум голосам с двух сторон земного шара.

Шляпа, у-ту!

Каска, у-ту!

Крепчает!
Держитесь за северную широту!

Яреет!
Хватайтесь за южную долготу!

Явление третье

По канатам широт и долгот скатываются с земного шара немецкий и итальянский офицеры, дружески бросаются друг к другу.

Оба вместе.

Паазвольте пожать!

Узнав врагов, отдергивают протянутые руки и, выхватывая

на ходу сабли, бросаются.

Если б я бы знал!
Проклятый шваб!

Проклятый итальянец! 
Если б знал, да я б!..

Эввива Италия!

Гох фатерлянд!

Француз бросается меж вцепившимися, австралиец обхватывает итальянца, австралийка - немца.

Бросьте вы!
Утопли!
Нет фатерляндов.

Ну,
нет, так и не надо.

(качая головой)

Вот банда!

Прямо на голову вновь собравшемуся уйти эскимосу низвергается наш купчина.

Явление четвертое

Почтенные, это безобразие! 
Да рази я Азия?
"Уничтожить Азию" - постановление совнеба. 
Да я же ж ни в жисть азиатом не был!

Сначала накрапывало, 
потом пошло. 
Дальше - больше, 
больше - выше, 
хлынуло в улицы, 
рвануло крыши...

Тише! 
Тише!

Слышите?
Слышите топот?

Множество приближающихся голосов,

Потоп! потопом! потопу! о потопе! потопа!

Явление пятое

Впереди негус, за ним китаец, перс, турок, раджа, поп, студент, дама-истерика. Шествие замыкают вливающиеся со всех сторон все семь пар нечистых.

Хоть чуть чернее снегу-с,
но тем не менее
я - абиссинский негус.
Мое почтение!
Я покинул сейчас мою Африку.
Извивался в ней Нил, удав-река.
Как  взъярился Нил, царство сжав в реку,
и потопла в нем моя Африка.
Хоть нет имения,
но тем не менее...

...но тем не менее 
мое почтение. 
Слыхали! Слыхали!

Прошу не забываться!
С вами говорит негус,
и негус хочет кушать.
Что это?
Должно быть, вкусная собачка?

Я те дам - собачка! 
Это морж, а не собачка. 
Иди, садись, да никого не запачкай.

А вам чего?

Ничего! 
Ничего! 
Утоп мой Китай.

Персия, 
моя Персия пошла на дно.

Раджа

Даже Индия, 
Поднебесная Индия, и та...

Паша

И от Турции осталось воспоминание одно!

Голоса прибывших раньше.

Тише! 
Тише! 
Что это за гул!

Послушайте,
я не могу!
Не могу я среди звериных рыл!
Отпустите меня
к любви,
к игре.
Кто эти перила?
Эти тени перил,
стоящие берегами кровавых рек?
Послушайте,
я не могу!
Даже как любить, я забыла уже.
Отпустите!
Не надо!
Мимо я!
Я хочу детей,
я хочу мужей,
не могу я жить нелюбимая.
Послушайте, я не могу!

Да не трите глаз... 
не кусайте губ...

(Продвигающимся к костру нечистым, заносчиво.)

А вы которых наций?

По свету всему гоняться 
привык наш бродячий народина. 
Мы никаких не наций. 
Труд наш - наша родина

Испуганные голоса чистых:

Это пролетарии!
Пролетарии...
Пролетарии...

Шум потопа, небось, в ушах-то?

Лег бы сейчас и уснул на кровати? 
Пустить бы тебя в окопы да в шахты!

Да-
мы ничего -
видали мокроватей.

Нечистые проходят, разделяя брезгливо жмущуюся толпу чистых,

рассаживаются у костра. Толпа чистых смыкается за ними в круг.

Паша вылазит в середину.

Правоверные!
Надо обсудить, что же произошло?
Давайте вникнем в суть явления.

Дело простое - 
светопреставление.

А по-моему - потоп.

И вовсе не потоп, 
а то б 
дождик был.

Да, 
не было дождика.

Значит, и эта идея тоже дика...

Но все-таки -
что ж это, правоверные, произошло?
Давайте, правоверные, посмотрим в корень.

Народ, по-моему, стал непокорен.

Думаю, война, я.

Нет!
По-моему, причина иная.
По-моему, метафизическое...

Война - метафизическое! 
Начали с Адама.

По очереди! 
По очереди! 
Не устраивайте содома!

Тс!
Давайте говорить постепенно.
Ваше слово, студент.

А то у него даже на губах пена.

Сначала
всё было просто: 
день сменила ночь, 
и только
заря чересчур разнебесилась ало, 
Потом - 
законы, 
понятия, 
веры,
гранитные кучи столиц 
и самого солнца недвижная рыжина - 
всё стало как будто немного текуче, 
ползуче немного, 
немного разжижено. 
Потом как прольется! 
Улицы льются,
растопленный дом низвергается на дом. 
Весь мир,
в доменных печах революций расплавленный, 
льется сплошным водопадом...

Господа, внимание! 
Сюда моросят.

Хорошенькое моросят! 
Измочило, как поросят.

Может, конец мира близок,
а мы,
митингуем, орем и ржем.

Становитесь сюда! 
Теснее! 
Здесь не закапает.

(наддавая коленкой зажимающего дыру с присущим этому народу терпением эскимоса)

Эй, ты!
Пошел к моржам!

Охотник-эскимос отлетает, и из открытой дыры забила в присутствующих струя. Веером рассыпались чистые, нечленораздельно оря

И-и-и-и-и!
У-у-у-у-у!
А-а-а-а-а!

Через минуту все бросаются к струе.

Забить!
Заткнуть!
Зажать!

Отхлынули. Только австралиец остался у земного шара с пальцем в дыре. В общем переполохе взгромоздился на пару поленьев поп.

Братие!
Лишаемся последнего вершка.
Последний дюйм заливает водой.

Кто это?
Кто этот шкаф о бородой?

Сие на сорок ночей и на сорок ден...

Купец

Правильно!
Господь надоумил умно его!

В истории был подобный прецедент. 
Вспомните знаменитое приключение Ноево.

Это глупости - 
и история, и прецедент, и воопче...

Ближе к делу!

Давайте, братцы, построим копчег!

Правильно! Ковчег!

Вот охота!

Пароход построим!

Два парохода.

Правильно!
Весь капитал вложу!
Те спаслись, а мы умнее тех, никак.

Общий гул

Да здравствует,
да здравствует техника!

Подымите руки - 
Кто за.

И рук не надо. 
Видно за глаза.

И чистые и нечистые подымают руки.

И ты туда же?
Да и не тщись ты!
Господа,
давайте не возьмем нечистых!
Будут знать, как нас ругать.

А ты умеешь пилить и строгать?

Я передумал. 
Возьмем нечистых.

Только отберем непьющих и плечистых.

Тс! Господа,
может быть, еще и не придется мириться
                            с нечистыми.
К счастью,
мы не знаем, что с пятой частью света. 
Галдите, и даже не побеспокоились узнать, 
есть меж нами американцы ли.

Ну и голова!
Не человек, а германский канцлер.

Радость прорезает крик австралийки.

Что это?

Прямо из зала к напряженно вглядывающимся врывается американец.

Милостивые государи, 
где здесь строят ковчег? 
Вот

(протягивает бумагу)

от утопшей Америки
на двести миллиардов чек.

Молчаливое уныние. И вдруг вопль зажимающего воду австралийца.

Чего разглазелись? Будет пялиться! 
Ей-богу, выну! 
Коченеют пальцы...

Чистые засуетились. Заискивающе трутся к нечистым.

Ну что ж, товарищи,
построим,
а?

А мне што!

По мне хоть...

(Машет рукой нечистым.)

Айда, товарищи!

Ехать, так ехать!

Нечистые подымаются. Пилы, рубанки, молотки.

Действие второе

Палуба ковчега. По всем направлениям панорама рушащихся в волны земель. В низкие облака упирается запутанная веревками лестниц мачта. В стороне рубка и вход в трюм. Чистые и нечистые выстроились по близкому борту.

Эскиз декорации 2-го действия "Мистерии-буфф" ("Ковчег"). Рисунок В. Маяковского. 1919

Н-да!
Не хотел бы я нынче за борт.

Глянь-ка туда:
не волна, а забор!

Зря я это с вами спутался. 
Всегда вот так, 
без толка.
Мореплаватели тоже! 
Нашли морского волка.

Ишь, поднесла! 
Гудит и стенает.

Какой там забор! 
Закрыло стеною.

Да-с.
Очень глупо-с!
Говорю вам с прискорбием и болью-с.
Сидели бы.
Земля еще держится.
Какой ни на есть, а все-таки полюс.

Что волки твои, 
волнищами ляскают.

Оба эскимоса, шофер и австралийцы - сразу.

Глядите, 
что это? 
Что с Аляскою?

Ну и метнулась! 
Что камень пращой.

Ухнулась!

Нет ее?

Нет.

Прощай! Прощай! Прощай!

(расплакался, придавленный воспоминаниями)

Боже мой!.. 
Боже мой!.. 
Бывало,
всей семьей
соберемся у чайного столика -
плюшки,
икорка.

Чудно, ей-богу! 
Ну, не жаль вот 
ни столько.

Я водчонки припас. 
Найдется рюмка?

Слуга

Найдется.

Рудокоп

Ребята,
идемте в трюм-ка!

Охотник

Ну, как моржонок?
Не очень поджарый ли?

Слуга

Ничего не поджарый, 
славно поджарили.

Чистые одни. Нечистые спускаются в трюм, подпевая.

Что терять нам? Испугаться нам потопа ли? 
Разустали ножки - по свету потопали. 
Эх, и отдых в пароходах! 
Эх!
И моржонка съесть и водочки хлебнуть не грех. 
Эх, не грех!

Чистые окружили расхныкавшегося француза,

Стыдно, право! 
Бросьте орать-то!

Купец

Перебьемся как-нибудь, 
доползем до Арарата.

Негус

С голоду подохнешь, пока гора-то.

Ишь, ржут!

Чего им!
Наловили рыбы и жрут,

Возьмем сеть или острогу и тоже давайте ловить.

О-с-т-р-о-г-у?
А как обращаться ею?
Я только шпагой в человеке ковырять умею"

Я закинул сеть, 
думал - рыбину выну, 
умаялся, 
и ничего - 
одну травину.

До чего доросли:
первой гильдии - и жрут водоросли.

Эврика!

Послушайте! 
Чего это мы так тогда? 
Что это нас так задело? 
У нас теперь общий враг.

(Указывает на трюм. Берет под руку и отводит, на ходу говоря.)

У меня к вам вот что за дело...

Пошептавшись, возвращаются.

Господа!
Мы все такие чистые. 
Нам проливать за работой пот ли? 
Давайте заставим нечистых, чтоб они на нас
работали.

Я б их заставил! 
Да куда мне - 
чахл!
А из них любой - косая в плечах.

Боже сохрани драться!
Не драться,
а пока  выжирают меню,
пока восседают,
пия и оря,
возьмем и подложим им свинью...

Выберем им царя!

Зачем царя?

А затем, что царь издаст манифест -
все кушанья мне, мол, должны быть отданы.
Царь ест,
и мы едим -
его верноподданные.

Здорово!

Ловко!

Я же говорил вам - 
Бисмарочья головка!

Выбираем скорей!

Но кого? 
Кого же?

Негуса.

Правильно!
Ему и в руки вожжи.

Какие вожжи?

Ну, как их там... 
Бразды правления, что ли... 
Чего придираетесь? 
Смысл один.

Взлазьте, господин.

(Французу, паше и студенту.)

Вы строчите манифест: 
с божьей, мол, милости... 
а мы - сюда, 
чтоб не успели вылезти.

Паша и прочие строчат манифест. Немец с итальянцем разматывают перед выходом из трюма канат. Пошатываясь, вылазят нечистые. Когда последний выполз на палубу, итальянец и немец меняются местами - и нечистые опутаны.

Явление первое

Эй,
ты!
Ступай под присягу!

Можно, я лучше прилягу?

Я тебе прилягу - 
не встанешь сто лет! 
Господин поручик, 
наводите пистолет!

Ага!
Протрезвели!
Вот так оно проще.

Попались, братцы. 
Как куры во щи.

Шапки долой!
У кого там шапка?

(подталкивают попа, стоящего под рубкой, возглавляемой негусом)

Читай же, 
читай, стоят не дыша пока!

Божьей милостью
мы,
царь изжаренных нечистыми кур
и  великий  князь на оных же яйца,
не сдирая ни с кого семь шкур,-
шесть сдираем, седьмая оставляется,-
объявляем нашим верноподданным:
волоките  всё -
рыбу, хлеб, овощь, свинят
и чего найдется съестного прочего.
Правительствующий сенат
не замедлит
разобраться в грудах добра,
отобрать и нас попотчевать.

Импровизированный сенат из паши и раджи.

Слушаемся, ваше величество!

Паша

Вы - в каюты!

Вы - в кладовые!

Чтоб нечистый ничего дорогой не выел.
(Купцу, отматывая для него булочника.)
Вы вот с ним спускайтесь в трюм.
Я с раджою на палубе всё просмотрю.

(Общее.)

Притащите сюда и возвращайтесь снова.

Радостный гул чистых.

Навалим целую гору съестного!

А после братски поделимся добычею 
по христианскому обычаю.

Явление второе

Конвоируемые офицерами, нечистые понуро спускаются в трюм, за ними - чистые, кроме сената, обшаривающего палубу. Первым возвращается австралиец. На огромном блюде моржонок. Складывает перед негусом - и обратно в трюм.

Явление третье

Этот бьет челом куличом.

Явление четвертое

Сельдь у него. 
Объедена наполовину.

Явление пятое

Вот этот в хранении колбасы уличен.

Явление шестое

Сахар.
Чуть не изо рта у них вынул.

Явление седьмое, восьмое и девятое

Француз возвращается, как и все. Перс деловито приносит бутыль - и обратно. Сенат притащил связку баранок и юркнул в трюм. Минуту на сцене один негус, сосредоточенно уплетающий принесенное. Затем, усталые, вылезают чистые и, завалив люк, направляются к трону, хвастаясь.

Я ростбиф нашел - 
и целый кус!

Занятно знать, каков он на вкус.

Моржонок попался - 
румян, сочен.

Проголодались?

Еще бы!

Вы тоже?

Очень!

Взбираются к негусу. Перед негусом пустое блюдо. В один грозный голос.

Что здесь?
Гуляла мамаева рать?!

Один ведь,
один -
и чтоб столько сожрать!

Взял бы да и грохнул по сытой роже.

Молчать!
Я помазанник божий.

Помазанник! 
Помазанник! 
Лег бы, как мы...

На голодный желудок.

Иуда!

Тьфу!
Не об этаком думал дне я.

Ляжем.
Утро вечера мудренее.

Укладываются. Ночь. По небу быстро проходит луна. Луна склоняется. Рассвет. В синем утре приподымается фигура итальянца, с другой стороны приподымается немец.

Вы спите?

Немец отрицательно качает головой.

Проснулись в эту порищу?

Уснешь тут!
В животе такой разговорище.
Ну, поговори, поговори еще!

Всё котлеты снятся.

А что ж еще могло сниться!

Ишь, проклятый! Так и лоснится.

Холодно.
Да и ночь мокра-то.

Господа,
знаете, что?..
Я чувствую, что я становлюсь демократом.

Вот новость!
Я всегда народ любил без памяти.

А кто предлагал его величеству к стопам идти?

Бросьте ваши ядовитые стрелы. 
Самодержавие как форма правления несомненно
                                  устарело.

Устареет, если ни росинки не попало в рот.

Серьезно! Серьезно! 
Назревает переворот. 
Довольно распрь, 
покончим с бранью!

В один голос.

Ура!
Ура Учредительному собранию!

Ура! У-р-а!

Наяривайте! 
Жмите!

Явление десятое

Из люка лезут разбуженные нечистые.

Что это? Перепились?

Авария?

Граждане, пожалте на митинг!

(Булочнику.)

Гражданин, вы за республику?

Митинг? Республику? Какую такую?

Стойте!
Сейчас интеллигенция растолкует.

Эй, вы, интеллигенция!

"Интеллигенция" и француз влазят на рубку.

Ваше слово.

Граждане!
У этого царищи невозможный рот!

Правильно!
Правильно, гражданин оратор!

Всё, проклятый, как есть сожрет!

Правильно!

И никто никогда не доползет до Арарата.

Правильно! 
Правильно!

Довольно!
Рвите цепи ржавые!

Долой,
долой самодержавие!

Попили кровушки, 
нагадили народу...

Эй, ты,
алон занфан в воду!

Общими усилиями раскачивают негуса и швыряют за борт. Затем чистые берут под руки нечистых и расходятся, напевая.

Товарищи!
Вы даже не поверите.
Я так безумно рад:
нет теперь этих вековых преград.

Поздравляю вас! 
Рухнули вековые устои.

М-да!

Остальное устроится, 
остальное - пустое.

Теперь мы - за вас, вы - за нас.

Так, так! Води за нос.

Ну, граждане, довольно,
погуляли  всласть.
Давайте организуем демократическую власть.
Граждане,
чтобы всё это было скоро и быстро,
мы вот,- упокой, господи, душу негуса,- мы
                            вот тринадцать 
будем  министры и помощники министров, 
а вы - граждане демократической республики,- 
вы будете ловить моржей, шить сапоги, печь
                                   бублики. 

Возражений нет? 
Принимаются доводы?

Ладно!
Было бы недалеко до воды!

Да здравствует! Да здравствует демократическая республика!

А теперь я

вам предлагаю работать.

А мы - за перья.
Работайте,
несите сюда,
а мы это всё поделим поровну,-
последняя рубашка пополам будет порвана.

Явление одиннадцатое и двенадцатое

Чистые устанавливают стол, располагаются с бумагами и, когда нечистые приносят съестное, записывают во входящие и по уходе с аппетитом съедают. Булочник, пришедший во второй раз, пытается заглянуть под бумаги.

Чего глазеешь?
Отойди от бумаг!
Это, брат, дело не твоего ума.

Явление тринадцатое

Давайте делиться обещанным.

Братие!
Рановато еще о пище нам.

Там акулу поймали.
Присмотритесь к акуле -
не несет яиц, не приспособлена к молоку ли.

Все равно, раджа, паша ли вы, 
как говорится у турок: 
"Эй, паша, не пошаливай!"

Явление четырнадцатое

Уходит и через минуту возвращается вкупе с прочими нечистыми; подходят к столу.

Учат!
Сколько ни дои акул- 
не быть из акулы молоку.

Пора обедать! 
Скорей кончай-ка!

Обратите внимание, 
как это красиво: 
волны и чайка.

Поговорим-ка лучше о щах и о чае.

К делу! 
К делу! 
Нам не до чаек.

Напирая, опрокидывают стол. На палубу грохаются пустые тарелки.

Всё совет министерский вылакал.

Товарищи!
Это нож в спину!

И вилка!

Товарищи!
Что ж это?
Раньше жрал один рот, а теперь обжирают
                                 ротой? 
Республика-то оказалась тот же царь, да
                       только сторотый.

Чего кипятитесь?
Обещали и делим поровну:
одному - бублик, другому - дырка от бублика.
Это и есть демократическая республика.

Надо же ж кому-нибудь и семечки - не всем
                                   арбуз.

Мы вам покажем классовую борьбу!

Стойте, граждане! 
Наша политика...

А ну,
с четырех концов подпалите-ка!
Покажем им, какая такая политика!
Держись,
запахнет гарью.
Подпалим революцией,
что твою Болгарию.

Вооружаются сложенным чистыми во время обеда оружием, загоняют чистых на корму. Мелькают пятки сбрасываемых чистых. Только купец забился в угольный ящик.

И опять и опять разрушается кров,
и опять и опять смятенье и гул...
Довольно!
Довольно!
Не лейте кровь!
Послушайте, я не могу!

Ишь, проклятая!
Распустила слюнки!
Революция вам, мадам, не юнкер.
(Вежливо берет ее. Дама вцепляется в руку.) 
Ишь злюка!

Вали ее, ребята, в дырку люка!

Не задохлась бы тама - 
все-таки дама.

Что мямлить?
Вернутся - нас же распнут на кресте.

Правильно! 
Правильно! 
Или мы - или те!

Товарищи!
Сапогами отшвыривайте кликуш.
Эй, народ, чего не ликуешь?
Ликуй!

Но суровы голоса нечистых - последние запасы съела республика.

Ликуй!
А велико ли хлеба запасено?

Ликуй!  Когда мысли только о хлебе.

Ликуй! Если всюду одни только хляби.

Ликуй! Когда ни крошки не осталось на корме.

Несколько - сразу.

"Ликуй"   кричишь!
Ты нас накорми.
Мы голодны.
Мы устали.
Не пройдешь шагов и ста.

Голодны? Устали?
Разве бывает усталь у стали?

Мы не сталь.

Так будемте сталь.
Не останавливаться на половине ж.
Съеденное в утопших,
назад не вынешь.
Теперь об одном  осталось  ратовать,
чтоб сила не иссякла до места Араратова.
Пусть нас бури бьют,
пусть изжарит жара,
голод пусть -
посмотрим в глаза его,
будем пену одну морскую жрать.
Мы зато здесь всего хозяева!

Правильно!
Идем себя закалять!

Спускается та же ночь. Кузнец раздувает горн. Быстро бежит луна.

Идите же!
Работы не было наваленней.
Никогда сильнее не требовалось починок.
Собственные груди ставьте на наковальни.
Эй! Кто для почина?

Мне надо новые поставить подковы.

Руку подправьте - не очень узловата.

Мне надо на грудь чего-нибудь такого.

Ноги подделайте, а то - вата.

Подходят один за другим, работает кузнец. Стальные и выправленные идут от горна, рассаживаются по палубе. Утро. Холодно и голод.

Без еды - все равно что машина без дров.

Даже я сдаю, уж на что здоров.

Слабеет от голода за мускулом мускул.

Слушайте, 
что это? 
Слышите музыку?

От нее отсаживаются, смотрят испуганно. Некоторые пятятся в трюм. Но не разумнее и голос плотника.

Антихрист речь повел нам 
об Арарате и рае.
(Испуганно вскакивает, пальцем за борт.)
Кто там
идет по волнам,
в кости свои играет?

Брось ты!
Море голо.
Да и кому являться?

Вон он!
Идет!
Это голод
нами идет разговляться!

Что ж, иди!
Нет здесь таких, кто упал бы.
Товарищи, враг у борта!
Живо!
Все на палубы!
Голод
сам идет на абордаж.

Явление пятнадцатое

Выбегают, шатаясь, вооруженные чем попало. Рассвело. Пауза.

Что ж, иди!
Никого...
И вот
снова будем смотреть бесплодное лоно вод.

Так вот молишь о тени в печах пустыни,
умирая ж -
видишь, будто пустыня стынет.
Мираж!

(приходит в страшное волнение, поправляет очки, всматривается. Кузнецу)

Там вот, 
на западе - 
не заметишь ли точечки?

Что глядеть?
Все равно что на хвост надеть или в ступе
истолочь очки.

(отбегает, шарит, лезет с трубой на рею - и через минуту его рвущийся от радости голос)

Арарат!  Арарат!  Арарат!

Со всех концов.

О, как я рада! 
О, как я рада!

Вырывают у шофера трубу. Сгрудились.

Плотник 
Где он? Где?

Да вот виднеется
направо от...

Что это? 
Приподнялось. 
Выпрямилось. 
Идет.

То есть как - идет?
Арарат - гора и ходить не может.
Глаза потри.

Сам три. 
Смотри!

Да, идет.
Человек какой-то.
Да, человек.
Старый с посохом.
Молодой без посоха.
Эк,
идет по воде, что по-суху!

Колокола, гудите!
Вздыбливайте звон!
Бросайте работу!
Останавливайте заводы!
Это он!
Он шел, рассекая генисаретские воды!

У бога есть яблоки,
апельсины,
вишни,
может вёсны стлать семь раз на дню,
а к нам только задом оборачивался всевышний,
теперь Христом залавливает в западню.

Не надо его!
Не пустим проходимца!
Не для молитв у голодных рты.
Ни с места!
А то рука подымется.
Эй,
кто ты?

Явление шестнадцатое

Самый обыкновенный человек входит на замершую палубу.

Кто я?
Я - дровосек
дремучего леса
мыслей,
извитых лианами книжников,
душ человечьих искусный слесарь,
каменотес сердец булыжников.
Я в воде не тону,
не горю в огне -
бунта вечного дух непреклонный.
В ваши мускулы
я
себя одеть
пришел.
Готовьте тела-колонны.
Сгрудьте верстаки, станки и горны.
Влезу на станки и на горны я.

Сбивают груду.

Эта ставка
последняя у мира в игорне.
Слушайте!
Новая проповедь нагорная.
Еще грома себя не изгрохали,
горы бурь еще не отухали.
О, горе тем, кто вцепились - рохли! -
земным  ковчегам  в  плывущую рухлядь!
Араратов ждете?
Араратов нету.
Никаких.
Приснились во сне.
А если
гора не идет к Магомету,
то и черт с ней!
Не о рае Христовом ору я вам,
где постнички лижут чаи без сахару.
Я о настоящих земных небесах ору.
Судите сами: Христово небо ль,
евангелистов голодное небо ли?
В раю моем залы ломит мебель,
услуг электрических покой фешенебелен.
Там сладкий труд не мозолит руки,
работа розой цветет по ладони.
Там солнце такие строит трюки,
что каждый шаг в цветомории тонет.
Здесь век корпит огородника опыт -
стеклянный настил, навозная насыпь,
а у меня.
на корнях укропа
шесть раз в году росли ананасы б.

Мы все пойдем!
Чего нам терять!
Но пустят ли нашу грешную рать?

Мой рай для всех,
кроме нищих духом,
от постов великих вспухших с луну.
Легче верблюду пролезть сквозь иголье ухо,
чем ко мне такому слону.
Ко мне -
кто всадил спокойно нож
и пошел от вражьего тела с песнею!
Иди, непростивший!
Ты первый вхож
в царствие мое небесное.
Иди, любовьями всевозможными
разметавшийся прелюбодей, 
у которого по жилам бунта бес снует,- 
тебе, неустанный в твоей люботе 
царствие мое небесное. 
Идите все, кто не вьючный мул. 
Всякий, кому нестерпимо и тесно,
знай: 
ему - 
царствие мое небесное.

Не смеется ли этот над нищими?
Где они?
Дразнишь какими странищами?

Длинна дорога.
Надо сквозь тучи нам.

Каждую тучу сразим поштучно!

А если ад взгромоздится за адом?

Пойдем и туда!
Не попятимся задом.
Веди нас!
Где она?

Где?
На пророков перестаньте пялить око,
взорвите все, что чтили и чтут.
И она, обетованная, окажется под боком -
вот тут!
Конец.
Слово за вами. Я нем.

Исчезает. На палубе недоумение.

Где он?

По-моему, он во мне.

Думаю, заблагорассудилось и в меня ему...

Кто он?
Кто этот  дух невменяемый?
Кто он -
без имени?
Кто он -
без отчества?
Зачем он?
Какие кинул пророчества?
Кругом потопа смертельная ванная.
Пускай!
Найдется обетованная!

Зловещ пучин разверзшийся рот.
(Рукой на реи.)                    
Дорога одна - сквозь тучи вперед!
Бросаются к мачте. Хором.
Сквозь небо - вперед!
Вскарабкиваются, и уже на реях развертывается боевая песнь.

Мы сами теперь громоногая проповедь. 
Идемте силы в сражении пробовать!

Идем, идем последнее пробовать!

Там всем победителям отдых за боем. 
Пусть ноги устали, их в небо обуем!

Обуем!
Кровавые в небо обуем!

Распахнута твердь 
небесам за ограду! 
По солнечным трапам, 
по лестницам радуг!

По солнечным сходням, 
качелями радуг!

Довольно пророков! 
Мы все Назареи! 
Скользите на мачты, 
хватайтесь за реи!

На мачты! 
На мачты! 
За реи! 
За реи!

Явление семнадцатое

"За реи!" - замирает в облаках. Когда скрывается последний, из угольного ящика, осматриваясь, пролазит купец, задирает голову, качает головой на мачту и, посмеиваясь, говорит.

Надо же ж быть ослом!
(Обводит рукой ковчег.)
Добра на четыреста тысяч
минимум.
Даже если на слом.

Но недолговечна купцова радость,- задранная голова перетянула, купец кувыркается за борт.

Действие третье

Картина первая

Ад. В три яруса протянуты дымно-желтые тучи. На верхнем ярусе надпись: "Чистилище",- на среднем: "Ад", на нижнем, свесив ноги, восседают два черта.

Два слова по поводу пищи.
трудно нам без попов в аду,
а из России, как на грех, гонят попищей.

Что это маячит там?

Мачта.

Зачем мачта? Какая мачта?

Пароход какой-то. 
Да, корабль! 
Кают огни. 
Жизнь недорога!
Смотри, по тучам тела карабкают, 
сами лезут черту на рога.

Старик-то наш 
обрадуется донельзя.

(Огрызается на первого )

Тише ты, черт, 
нельзя, чтоб без гула! 
Беги, предупреди штаб 
Вельзевула.

Явление первое

Первый бежит. Над средним ярусом показывается Вельзевул. Ладонь ко лбу. Над ярусом приподымаются черти.

Эй, вы,
черти!
Волоките котёлище!
Да дров побольше -
суше,
толще!
Прячься за тучи, батальон сторогий!
Чтоб никто из тех не ушел с дороги!

Явление второе и третье

Черти притаились. Снизу доносится: "На мачты, на мачты! За реи, за реи!" Вваливается толпа нечистых, и моментально же вываливаются черти с вилами наперевес.

У-у-у-у-у-у-у!
А-а-а-а-а-а-а!

(указывая на крайних, швее со смехом)

Как тебе нравятся эти трое? 
Ишь, стараются! 
Землю роют.

Гвалт начал надоедать. Цыкнули нечистые.

Т-С-С-С-С-с!

Смолкли растерявшиеся черти.

Это ад?

Д-да!

Товарищи!
Не останавливаться!
Прямо туда!

Да-да!
Черти, вперед!
Не пускать в чистилище!

Послушайте -
это что за стиль еще?

Бросьте вы это!

То есть как бросить?!

Да так.
Стыдно!
Все-таки старый  черт,
у самого проседь.
Нашли, ей-богу, чем стращать!
На заводе
чугуноплавильном
не бывали, чать?

Не был я на вашей плавильне.

То-то!
А то б повылинял
шерсткой.
Живешь себе тут
щеголем,
гладкий такой да жесткий.

Хорош гладкий, 
хорош жесткий! 
Довольно разговаривать! Пожалте на костры!

Остри!
Нашел чем пугать!
Смешно, ей-богу!
Да у нас
в Питере 
вам  бы еще  заплатили
за такую головню.
Холод.
А у вас благодать.
Сплошное ню.

Довольно шутить!
Трепещите за души!
Всех вас серой сейчас же задушим!

Хвастают тоже!
Что у вас? -
Слегка попахивает серою.
У нас как пустят удушливым газом -
вся степь от шинелей становится серою,
дивизия разом валится наземь.

Побойтесь, говорю вам, раскаленных жаровен! 
На вилах будете, 
час неровен.

Да что ты кичишься какими-то вилами!
Твой глупый ад - всё равно что мед нам.
Бывало,
в атаке
три четверти выломит
в одно дуновенье огнем пулеметным.

Черти развесили уши,

Чего стойте? 
Разинули рот!
Может, он всё это врет!

Я вру?!
Сидите тут,
пещеры пещерите!
Черти!
Слушайте!
Я вам расскажу...

Тише!

...про нашу  земную жуть.
Что ваш Вельзевул!
У нас паук такой
клещами тыщами
всю землю сжал в обескровленный пук,
рельс паутиною выщемил.
У вас хоть праведников нет и детей,-
рука, небось, не подымается мучить,-
а у нас и те!
Нет, черти,
у вас здесь лучше.
Как какой-нибудь некультурный турок,
грешника с размаха саданёте на кол,
а у нас машины,
а у нас культура..

Однако!

Человечину жрете? 
Невкусное сырье!
Я б к Сиу вас свел, каб не было поздно. 
У нас в шоколад перегоняют ее.

Но? 
Серьезно?

А негров видели дубленые кожи,-
на переплеты, чтоб мог  идти?
В ухо гвоздь?
Пожалуйста, отчего же!
А шерсть свиную хотите под ногти?
Посмотрели солдата в окопе вы бы:
сравнить если с ним - ваш мученик сноб...

Довольно!
Шерсть подымается дыбом! 
Довольно! довольно! 
Такой озноб!

Думаете, страшно?
Развели костерики,
развесили чанки.
Какие вы черти?
Да вы щенки!
Ремни вас на фабриках растягивали по суставам?

Ну, вот!
В чужой монастырь со своим уставом.

Что,
только на робких пасти щерите?

Ну что вы, ей-богу, пристали? 
Черти, как черти!

Вельзевул идет к батраку заминать разговор.

Я б вас пригласил хлеб-соль  откушать
в гости,
да какое теперь угощение -
кожа да кости.
Сами знаете, какие теперь люди?
Изжаришь, так его и незаметно на блюде.
Нет этих мешочников в ризе.
Сами понимаете - продовольственный кризис.
Притащили на днях рабочего
из выгребных ям,
так не поверите - нечем потчевать.

Пошел к чертям! 
(К давно уже нетерпеливо ждущим рабочим.) 
Айда, товарищи!

Нечистые двинулись; к последнему прицепился черт помоложе.

Счастливого пути!
Устраивайтесь как-нибудь по-новому,
без лишней святости,
а то какая там, например, троица?
И мы к вам придем, когда всё устроится.
Сидишь тут,
не евши
дней по пяти,
а у чертей,
известно,
чертовский аппетит. 
Нечистые двинулись ввысь. Ломаемые, падают тучи. Тьма, Из тьмы и обломков   опустевшей сцены вырисовывается, следующая
картина, а пока по аду гремит песня нечистых.

Телами адовы двери пробейте! 
Чистилище в клочья! 
Вперед! 
Не робейте!

Чистилище вдребезги! 
Так! Не робейте!

Вперед!
От отдыха тело отучим!
По ярусам
выше!
Шагайте по тучам!

Шагайте по ярусам!
Выше!
По тучам!

Конец первой картины

Картина вторая

Рай. Облако на облаке. Белесо. По самой середине, чинно рассевшись по облачью, райские жители. Мафусаил ораторствует.

Святейшие!
Идите в светлейшее мощи оправить, 
почище начистьте дни-ка. 
Глаголет Гавриил - 
грядет
больше чем дюжина праведников.  
 
Святейшие!
Примите их в свою среду.
Что мышью,  голод играет ими,
им гадит ад,
но они бредут...

Сразу видно - достойнейшие люди.
Примем.
Обязательно примем.

Надо стол накрыть,
выйти вместе.
Торжественнейшую встречу устроить надо нам.

Вы здесь старейший и будьте церемониймейстер.

Да я не умею...

Ладно, ладно!

(кланяется, идет распоряжаться столом. Выстраивает святых)

Вот сюда Златоуст. 
Готовь приветственный тост: 
- Мы, мол, все приветствуем, а такожде и
Христос... 
Сам знаешь, тебе и книги в руки. 
Вот сюда Толстой,- 
у тебя вид хороший, декоративный, 
стал и стой.

Сюда - Жан Жак.
Так и развертывайтесь анфиладою,
а я пойду стол присмотреть.
Доишь облака, сын мой?

Да, дою.

Надоишь - и на стол. 
Нарежьте даже 
облачко одно, 
каждому по ломтику.
Для отцов святейших главное не еда же, 
а речи душеспасительные, которые за столом
текут.

Ну что,
не видно пока?
Чтой-то край у облака подозрительно дут.
Идут! Идут! Идут! Идут!
Неужели это они?
В рай, а будто трубочисты грязные.
Вымоем.
М-да, святые-то, оказывается, разные,

Явление первое

Снизу доносится

Орите з ружья!
В пушки басите!
Мы сами себе и Христос и спаситель!
Мы сами Христос!
Мы сами спаситель!

Вваливаются, проживая облако пола, нечистые.

Ух, и бородастые! 
Штук под триста!

Пожалте, пожалте - 
тихая пристань!

Понапустили народу шалого!

Драсьте, драсьте! 
Добро пожаловать!

А ну-ка, Златоуст, займись-ка тостом!

Какие там тосты!
Мы устали,
как собаки, голодны!

Терпение, братие!
Сейчас,
сейчас накормим досыта.

Мафусаил ведет нечистых к месту, где на облачном столе облачное молоко и облачный хлеб.

Нашагался.
Нельзя ли какой-нибудь стул?

Нет-с,
б раю нет.

Чудотворца б пожалели - 
стоит вон сутул.

Не ругайся.
Главное - подкрепление сил.

Набрасываются на ковши и краюхи, сначала удивляются, потом, негодуя, откидывают бутафорию.

Вкусили?

Вкусил, вкусил!
А нет чего посущественней?

Не купать же бестелых существ в вине?

Ждем вас, проклятых,
смиренно умираем мы.
Кабы люди знали, что это впереди!
У нас у самих
такими раями
хоть пруд пруди.

(указывая на святого, которому орал кузнец)

Не орите, неудобно. 
Ангельский чин.

Поговорили бы лучше с чином: 
не сварит ли чин ваш щи нам.

Не так мы себе это представляли.

Нора! Сущая нора!

И не похоже на рай.

Так, голубчики, 
дорвались до рая!

Ну, доложу вам, дыра, я!

Что ж, вы так вот и сидите?

Зачем?
Случается и на землю
к праведному брату или сестре пойти,
и возвращаемся, елей свой излив там.
Слуга

Так вот перышки по тучам и трепите?!
Чудаки!
Обзавелись бы лифтом.

Второй ангел

А мы метки на облаках вышиваем,-
X. и В.- 
Христовы  инициалы.

Вы б еще подсолнухи грызли. 
Провинциалы!

Побывали б у меня на земле они,
отучил бы лодырей от лени!
Поют вот:
"Долой тиранов, прочь оковы".
И до вас доберутся,
не смотрите, что высоко вы.

Совсем, как в Питере: 
население скучено, 
еда скушана.

Скучно у вас. 
Ох, и скушно!

Что поделаешь, такой уж строй у нас.
Оно, конечно,
многое не благоустроено-с.

Как отсюда вылезти?

Спросите у Гавриила.

А Гавриил который? 
Все - как один!

 Ну, не скажите, 
 есть и отличие,- 
 вот, например, бороды длина-с.

Чего разговаривать?
Крушите!
Это учреждение не для нас.

К обетованной!
Ищите за раем.
Шагайте!
Рай шажищами взроем.

Найдем!
Хоть всю вселенную взроем!

Ломают рай, вздымаясь ввысь.

Заря разгорается -
дальше!
За рай!
Там все разговеемся...

Но когда сквозь обломки рая долезли до верха, перебивает кузнеца швея:

-Да что кормить голодных зарей!

Ломаем, ломаем и ломаем мы
тучи.
Не время ли мимо им?
Скоро ли, скоро ли маями
тело усталое вымоем?

Еще голоса.

Куда?
Не очутимся в новом аду ли?
Надули нас!
Нас надули!
А дальше что?
Чем дальше, тем жутче.
(Подумав.) 
Вперед трубочиста! Иди, лазутчик!

Из тьмы обломков рая вырастает новая, и последняя, картина.

Конец второй картины

Картина третья

Обетованная страна. Огромнейшие, во всю сцену, ворота. Ворота размалеваны в какие-то углы, из которых слабо намечаются улицы и площади земных местностей. А наверху, над забором, качаются саженные цветы и горящим семицветием просвечивает радуга. У ворот лазутчик, возбужденно выкликающий карабкающихся,

Сюда, товарищи!
Сюда!
Высаживайте  десант!

Явление первое

Подымаются нечистые и страшным удивлением окидывают ворота.

Чудес-с-с-а!!

Да ведь это Иваново-Вознесенск! 
Хорошие чудеса.

Как это проходимцам верить, вас спрошу я!

Да не Вознесенск это, 
верьте чести. 
Это Марсель.

А по-моему, Шуя.

Не Шуя вовсе. 
Это Манчестер.

Манчестер, Шуя -
не в этом дело:
главное -
опять очутились на земле,
опять у того же угла.

Кругла земля, проклятая, 
ох, и кругла!

Земля, да не та! 
По-моему,
для земли не мало ли пахнет помоями?

Что это в воздухе -
сласть какая-то разабрикосена?

Абрикосы!
В Шуе?
Да и время как будто к осени.

Подымают головы. Радуга бьет в глаза.

А ну, фонарщик, 
ты с лестницей,- 
лезь да глазом окинь.

(лезет и останавливается, обмерев. Только и мямлит)

Дураки мы! 
Ну, и дураки!

Да рассказывай!
Смотрит, что гусь на молнию!
Рассказывай! Сыч!

Н-е м-о-г-у...
Т-а-к-а-я
к-о-с-н-о-я-з-ы-ч-ь...
Дайте мне, дайте стоверстый язычище,
луча чтоб солнечного ярче и чище,
чтоб не тряпкой висел,
чтоб раструбливался лирой,
чтобы этот язык раскачивали ювелиры,
чтоб слова
соловьи разносили изо рта...
Да что!
И тогда не расскажешь ни черта!
Бутыли горящие ходят, булькая...

Булькая?

Да, булькая!
Дерево цветет,
да не цветком, а булкою.

Булкою?

Да, булкою!

А хозяйка расфуфыренная
и хозяин мопсовидный 
ходят по городу, тротуары уродуя?

Нет,
отсюда никого не видно.
Ничего не заметил этого рода я.
Сахарная женщина...
Две еще!

Да говори хоть подробней немножко!

Да ходят всякие
яства,
вещи.
У каждой ручка,
у каждой ножка.
Фабрики во флагах
за верстою верста.
Куда ни ткнется взор стоног -
в цветах
без работы стоят
верстак
станок.

Стоят? Без работы?
А мы здесь исхищряемся в словесном спорте. 
Может, дождь пойдет, 
машины испортит. 
Ломитесь! 
Кричите! 
Эй! 
Кто тут?

Идут! 
Все
Кто?
Фонарщик
Вещи идут!

Явление второе

Ворота распахиваются, и открывается город. Но какой город! Громоздятся в небо распахнутые махины прозрачных фабрик и квартир. Обвитые радугами, стоят поезда, трамваи и автомобили, а посредине сад звезд и лун, увенчанный сияющей кроной солнца. Из витрин вылазят лучшие вещи и, предводительствуемые хлебом и солью, идут к воротам.

По онемелым рядам прижавшихся нечистых.

А-а-а-х-х-х!

Ха-ха-ха-ха-ха!

Кто вы? 
Чьи вы?

Как чьи?

Да как вашего хозяина имя?

Никаких хозяев! 
Ничьи мы.

А для кого хлеб? 
Соль?
Сахарная голова? 
Встречаете кого?

Вас! 
Всё вам!

Нас? 
Нам?

Спим, должно быть. 
Выдумки сна.

Раз
вот так
сидела галеркою.
На сцене бал.                
Травиата.
Ужин.
Вышла -
и такой это показалась горькою
жизнь:
грязь,
лужи.

Никуда это теперь от вас не денется - 
это земля.

Будет морочить!
Какая это земля!
Земля - грязь,
Земля - ночи.
На земле наработаешь- разинешь рот,
а жирный такой придет и отберет.

Зовет, 
а сам, 
небось,
кусаться будет.
Пятьсот рублей, что пятьсот зубов, должно быть, 
на каждом пуде.

Тоже!.. 
Подходит!.. 
Походка мышиная. 
Мало коверкало нас машиною! 
Вам бы лишь зубы на рабочих растить!

Прости, рабочий! 
Рабочий, прости! 
Рубля  рабы,
рабы рабовладельца
были.
Заставил цепными делаться!
Берегла прилавки, сторублева и зла,
в окна скалила зубья зарев.
Купцовы щупальцы лезли из лавок.
Билось злобой сердце базаров!
Революция,
прачка святая,
с мылом
всю грязь лица земного смыла.
Для вас,
пока блуждали в высях,
обмытый мир
расцвел и высох!
Свое берите!
Берите!
Идите!
Рабочий, иди!
Иди, победитель!

Нога не бритва,
авось не ступим.
Давайте, братцы, попробуем,
ступим!

Нечистые ступают.

Землица!
Она!
Родимая землица!

Запеть бы теперь!
Закричать!
Замолиться!

Сахар-то -
я его лизнул.

Ну?

Сладок, просто сладок.

Теперь с весельем не будет слада!

Товарищи вещи,
знаете, что?
Довольно судьбу пытать.
Давайте, мы будем вас делать,
а вы нас питать.
А хозяин навяжется- не выпустим живьем!
Заживем?

Заживем! 
Заживем!

Нечистые жадно посматривают на вещи.

Я бы взял пилу. Застоялся. Молод.

Бери!

А я - иглу б.

Рука не терпит - давайте молот!

Бери! Голубь!

Нечистые, вещи и машины кольцом окружают солнечный сад

А я?

Иди!
Довольно ускользала ижица!
Становись, книжица!

Книга становится в почтительно разомкнутый круг.

Чего волами подъяремными мычали?
Ждали,
ждали,
ждали года
и никогда не замечали
под боком такую благодать.
И чего это люди лазят в музеи?
Живое сокровище на сокровище вокруг.
Что это - небо или кусок бумазеи?
Если это дело наших рук,
то какая дверь перед нами не отворится?
Мы - зодчие земель,
планет декораторы,
мы - чудотворцы.
Лучи перевяжем пучками мётел,
чтоб тучи небес электричеством вымести.
Мы реки миров расплещем в мёде,
земные улицы звездами вымостим. 
Копай!
Долби!
Пили!
Буравь!
Все ура!
Всему ура!
Солнцепоклонники у мира в храме,
покажем, как петь умеем мы.
Становитесь хорами -
солнцу псалмы!

Сон вековой разнесён - 
целое море утр. 
Хутор мира, цвети! 
Ты наш!
А над нами солнце, солнце и солнце. 
Радуйтесь все, кто силён, 
цех созидателей мира, рабочих. 
Бочек вина пьянее 
жизнь.
Грей! Играй! Гори! 
Солнце - наше солнце! 
Довольно! 
Мир исколесён.
Цепь железа сменили цепью любящих рук. 
Игру новую играйте! 
В круг! 
Солнцем играйте. Солнце катайте. Играйте в
                                   солнце!

Пауза, а за ней -

Идем!
Идем по градам и весям,
флагами наши души развесим.
Вылазьте из грязи
все, кому
надоели койки ночлежных нар.
Городов граниты,
зелени сёл -
наше всё.
Мир - коммунар.

Трудом любовным
приникнем к  земле
все,
дорога кому она.
Хлебьтесь, поля!
Дымьтесь, фабрики!
Славься!
Сияй,
солнечная наша
Коммуна!

Занавес

[1918]