- с таким вопросом обращается каждый хроникер к каждому писателю. Впрочем, и не к писателю тоже. Сейчас, на мой взгляд, печатается больше, чем пишется. Не сразу разберешь, где кончается поэзия и где начинается ведомственный отчет, только на всякий случай зарифмованный. Одна печатаемая ерунда создает еще у двух убеждение, что и они могут написать не хуже. Эти двое, написав и будучи напечатанными, возбуждают зависть уже у четырех. Писатели множатся, как бацилла,- простым делением: был писатель, стало два. Ошалелый редактор печатает все, заботясь лишь о порядке очереди. И, глядя на первого встречного, хроникер вправе предполагать, что и этому придет очередь, и у хроникера, естественно, рождается вопрос: а что вы пишете?
Молодой человек начинает думать обо всем, о чем он еще никогда не думал. Результаты хроникерской записи этого горячечного самовлюбленного бреда мы узнаем из "Литературной хроники" газет и журналов.
"Кошкин. Работает над повестью из жизни фабрично-заводского пролетариата северного и южного полюсов под обоюдным названием "Полюс на полюс".
Сметанчик. Пишет роман-двенадцатилогию из жизни последней дюжины египетских фараонов. Первые семь (по порядку) уже написаны. Для оставшихся пяти изучается подлинный материал в библиотеке имени Луначарского третьего городского района.
Каплан по заданию Губполитпросвета выполняет цикл сонетов, возрождающих пушкинское мастерство и вполне посвященных смычке.
Козлов, Клязин, Спальников, Мундблеф, Русскин и т. д., и т. д. (люди, очевидно, без воображения) работают над разворачиванием больших эпических полотен".
Просто и мило.
Но я никогда не узнавал из газет и журналов ничего интересного из жизни и работы интересующих меня писателей.
Почему?
Должно быть, потому, что занятые и флегматичные писатели разговаривают с интервьюерами приблизительно так же, как разговариваю и я:
- А идите вы к черту... Ну, что пристали? Когда будет надо, и без вас напишу - сам писатель.
Ну так вот:
Главной работой, главной борьбой, которую сейчас необходимо весть писателю, это - общая борьба за качество.
Качество писательской продукции (в связи с этим и положение писателя в нашем советском обществе) чрезвычайно пошатнулось, понизилось, дискредитировалось.
Здесь были и объективные причины временного понижения - многолетняя работа последнего времени от срочного задания к срочному заданию, отсутствие времени на продумывание формальной стороны работы. Это сознательное временное приспособление слова имело и свои положительные результаты - очищение языка от туманной непонятности, сознательный выбор, поиск целевой установки.
Значительно хуже - субъективные причины принижения качества. Это писательская бессовестная, разухабистая халтурщина: постоянное предпочтение фактических заказов всем социальным, циничное предположение, что неквалифицированный читатель сожрет всё, и т. д.
Этому способствует, конечно, и скверная постановка литературного дела вообще: странное поведение Гиза, при котором исчезла связь читателя с массой, вручение критики безответственным губошлепам, непригодным ни к какому другому труду, и т. д.
Ощущению квалификации посвящено мое главное стихотворение последних недель - "Разговор с фининспектором о поэзии" (выйдет в ближайшем номере "Нового мира"). В нем я считаю необходимым напомнить, что:
Поэзия -
та же добыча радия.
В грамм добыча,
в год труды.
Изводишь
единого слова ради
тысячи тонн
словесной руды.
Но как
испепеляюще
слов этих жжение
рядом
с тлением
слова-сырца.
Эти слова
приводят в движение
тысячи лет
миллионов сердца.
(Отрывок "Разговора")
Та же тема и в характеристике критики:
Марксистский метод -
дело человечье,
бей,
своим не причиняя увечья.
Штыками
двух столетий стык
закрепляет
рабочая рать.
Но некоторые
употребляют штык,
чтоб им
в зубах ковырять.
Это стихотворение с длинным заглавием: "Марксизм - оружие, огнестрельный метод, применяй умеючи метод этот" - выйдет в ближайшем номере журнала "Журналист". Интересно, что мои язвительные слова относительно Лермонтова - о том, что у него "целые хоры небесных светил и ни слова об электрификации", изрекаемые в стихе глупым критиком,- писавший отчет в "Красной газете" о вечерах Маяковского приписывает мне, как мое собственное недотепистое мнение. Привожу это как образец вреда персонификации поэтических произведений.
Ответственность за халтуру и деквалификацию лежит на всех. У каждого своя роль, выведенная в моем стихе "Четырехэтажная халтура", помещенном в московской "Комсомольской правде".
С молотка
литература пущена.
Где вы,
сеятели правды
или звезд сиятели?
Лишь в четыре этажа халтурщина:
Гиза,
критика,
читаки
и писателя.
С этим должны бороться все. Об этом орет мой стих "Передовая передового", имеющий выйти в журнале "На литературном посту":
Наша
в коммуну
не иссякнет вера.
Во имя коммуны
жмись и мнись.
Каждое
сегодняшнее дело
меряй,
как шаг
в электрический,
в машинный коммунизм.
Довольно домашней,
кустарной праздности!
Довольно
изделий ловких рук!
Республика искусств
в смертельной опасности -
в опасности слово,
краска
и звук.
Безобразие халтуры не поборешь в одиночку, необходимо помочь кадрам начинающих писателей разбираться в собственном производстве, воспитать в себе чувство отбора, знать, при каких условиях стихотворный выстрел достигает цели, попадает в цель.
Поэтому я написал брошюру "Как делать стихи?", которую собираюсь выпустить в издательстве "Огонек", ввиду дешевизны и большого распространения книг этого издательства.
Я думаю, что такая брошюра особенно нужна на фоне беспринципных и вредных руководств, каким, по моему убеждению, является хотя бы третьим изданием выходящая книга Шенгели "Как писать статьи, стихи и рассказы".
Рядом с этой работой приходится выполнять и работу, потребованную нашими днями.
Стихотворение "Сергею Есенину", имеющее цель разбить поэтическую цыганщину и пессимизм, выйдет в "Новом мире".
Для веселия
планета наша
мало оборудована.
Надо
вырвать радость
у грядущих дней.
В этой жизни
помереть не трудно.
Сделать жизнь
значительно трудней.
Этого же разряда стихи "Английским рабочим", "Первомайское поздравление" и др. Выйдут отдельным сборником осенью.
Халтура, конечно, всегда беспринципна, она создает безразличное отношение к теме - избегает трудную, избегает скользкую.
Настоящая поэзия всегда, хоть на час, а должна опередить жизнь, Я стараюсь сейчас писать как можно меньше, выбирая сложные, висящие в воздухе вопросы,- чиновничество, бюрократизм, скука, официальщина.
Этот ряд стихов я начал с маленького "Строго воспрещается", выходящего в "Красной ниве". Это стих о вывеске Краснодарского вокзала: "Задавать вопросы контролеру строго воспрещается" -
...а хочется спросить:
- Ну, как дела?
Как здоровьице?
Как детки?
Прошел я,
глаза к земле низя,
и только подхихикнул,
ища покровительства.
И хочется задать вопрос,
а нельзя -
еще обидются:
правительство!
Остальные стихи этого цикла будут выходить в московских "Известиях".
Трудность продвижения на международную арену труднопереводимых стихов (разумеется, это не единственная главная причина) заставила меня начать большой (двадцатилистный) прозаический роман, который я обязался договором сделать к 1 августа.
Роман я начну окончательно дорабатывать после сдачи по договору своей комедии-драмы театру Мейерхольда.
Особняком стоят стихи об американском путешествии, дорабатываемые сейчас, такова поэма "Сифилис" (выйдет в журнале "Молодая гвардия"). Это стих о занятиях прогнивших хозяев в завоеванных долларом колониях:
В политику
этим
не думал ввязаться я.
А так -
срисовал для видика.
Одни говорят -
"цивилизация",
другие -
"колониальная политика".
Отдельными книгами выходят и выйдут:
Гиз: 1) Полное собрание сочинений в четырех томах. С автобиографией и вступительной статьей и примечаниями О. М. Брика под его же редакцией.
2) "Мое открытие Америки" - четыре листа прозы. Факты и мысли путешествия.
3) "Испания, Атлантический океан, Куба, Мексика и другие Америки". Сборник американских и мексиканских стихов.
Заккнига - отдельные издания поэм с фотомонтажем и обложками исключительного Родченко:
1) "Сергей Есенин", 2) "Разговор с фининспектором о поэзии", 3) "Сифилис", 4) "Что ни страница, то тигр, то львица" - детская книга о зверях. (Первые три в 25-копеечных книжицах.)
Кстати из детской книги:
Крокодил -
гроза морей.
Лучше не гневите.
Только он
сидит в воде
и пока
не виден
и т.д.
Огонек: 1) Избранное из избранного (сборник эстрадных стихов). 2) "Как делать стихи?"
Прибой: 1). 2). 3). Детские книги.
Работа современного поэта, конечно, не исчерпывается поэмами, стихами и другими строчками. Нужна и организационно-литературная работа. Таковой очередной нашей работой явится продолжение журнала "Леф". Издание "Лефа" (боевой двухнедельный трехлистник) с августа месяца возобновится в Москве.
Мне кажется, что новый "Леф" приобретет сейчас удвоенную силу, так как лозунги партии, лозунги советской власти - режим экономии, квалификация, индустриализация - это в эстетике, в искусстве всегдашние, давно раструбливаемые лозунги "Лефа". Разве наша борьба с эстетической реставрацией вроде различных "Игорей" и в кино и в театре, борьба за деревянную, за материальную конструкцию, за спецодежу вместо золоченой бутафории <- разве ее> можно рассматривать иначе, чем идеологический участок на общем фронте борьбы за экономию.
В "Лефе" рядом с московской группой будут работать и лучшие работники искусств и теоретики Ленинграда.
Н. Тихонов, Тынянов, Эйхенбаум, Якубинский, Гинзбург, Коварский.
Интересно?
[1926]
Примечание
"А что вы пишете?" Впервые (неполный текст) - "Красная газета", вечерний выпуск, Л., 1926, 28 мая. Полностью - Полное собрание сочинений, т. 12, ГИХЛ, М., 1959.
...большой (двадцатилистный) прозаический роман...- См. предисловие к сборнику "Вещи этого года (до 1 августа 1923 г.)" под названием "До". Однако осуществить этот замысел Маяковский не успел.
...своей комедии-драмы... - имеется в виду "Комедия с убийством", оставшаяся в черновых набросках.
Полное собрание сочинений...- Замысел неоднократно изменялся как по срокам, так и по объему. В итоге вышло десятитомное собрание. Восемь томов было подготовлено при жизни Маяковского.
Избранное из избранного (сборник эстрадных стихов) - такая книга не издавалась.
Детские книги - эти книги не были изданы.
...продолжение журнале "Леф".- "Новый Леф" издавался с января 1927 по декабрь 1928 года.
...вроде различных "Игорей"...- речь идет об опере А. П. Бородина "Князь Игорь".
Коварский, Николай Аронович - литературовед и кинодраматург.