Письмо Татьяне Яковлевой

В поцелуе рук ли, 
                 губ ли, 
в дрожи тела 
            близких мне 
красный 
       цвет 
           моих республик 
тоже 
    должен 
          пламенеть. 
Я не люблю 
          парижскую любовь: 
любую самочку 
             шелками разукрасьте, 
потягиваясь, задремлю, 
                     сказав - 
                             тубо - 
собакам 
       озверевшей страсти. 
Ты одна мне 
           ростом вровень, 
стань же рядом 
              с бровью брови, 
дай 
   про этот 
           важный вечер 
рассказать 
          по-человечьи. 
Пять часов, 
           и с этих пор 
стих 
    людей 
         дремучий бор, 
вымер 
     город заселенный, 
слышу лишь 
          свисточный спор 
поездов до Барселоны. 
В черном небе 
             молний поступь, 
гром 
    ругней 
          в небесной драме,- 
не гроза, 
         а это 
              просто 
ревность 
        двигает горами. 
Глупых слов 
           не верь сырью, 
не пугайся 
          этой тряски,- 
я взнуздаю, 
           я смирю 
чувства 
       отпрысков дворянских. 
Страсти корь 
            сойдет коростой, 
но радость 
          неиссыхаемая, 
буду долго, 
           буду просто 
разговаривать стихами я. 
Ревность, 
        жены, 
            слезы... 
                    ну их! - 
вспухнут веки, 
              впору Вию. 
Я не сам, 
        а я 
           ревную 
за Советскую Россию. 
Видел 
     на плечах заплаты, 
их 
  чахотка 
         лижет вздохом. 
Что же, 
      мы не виноваты - 
ста мильонам 
            было плохо. 
Мы 
  теперь 
        к таким нежны - 
спортом 
       выпрямишь не многих,- 
вы и нам 
        в Москве нужны, 
не хватает 
          длинноногих. 
Не тебе, 
        в снега 
               и в тиф 
шедшей 
      этими ногами, 
здесь 
     на ласки 
             выдать их 
в ужины 
       с нефтяниками. 
Ты не думай, 
           щурясь просто 
из-под выпрямленных дуг. 
Иди сюда, 
        иди на перекресток 
моих больших 
            и неуклюжих рук. 
Не хочешь? 
          Оставайся и зимуй, 
и это 
     оскорбление 
                на общий счет нанижем. 
Я все равно 
           тебя 
               когда-нибудь возьму - 
одну 
    или вдвоем с Парижем. 

Примечание

Письмо Татьяне Яковлевой. Впервые сокращенный вариант - журн. "Новоселье", Нью-Йорк, 1942, № 2. Полный вариант в виде факсимильного воспроизведения из записной книжки Маяковского, подаренной Татьяне Яковлевой (см. примечания к "Письму товарищу Кострову"), в статье Р.О.Якобсона - Бюллетень Гарвардской библиотеки, том IX, № 2, весна 1955 и "Русский литературный архив", Нью-Йорк, 1956; журн. "Новый мир", М., 1956, № 4.

Стихотворение относится к циклу стихов, связанных с поездкой Маяковского в Париж (см. "Стихи о разнице вкусов", "Стихотворение о проданной телятине", "Стихи о красотах архитектуры", "Письмо товарищу Кострову"). Черновые заготовки строк - в записной книжке 1928 года № 54 (ГММ), беловые автографы в записной книжке 1928 года № 65 (ГММ) и в записной книжке 1928 года (хранится у Т. А. Яковлевой).

Черновые автографы стихотворений Крым' и 'Небесный чердак'. 1928

Татьяна Алексеевна Яковлева (род. в 1906 г.) до 1911 года жила в Вологде, затем в Пензе. По воспоминаниям Н. А. Орлова, "у Татьяны в 17 лет начался процесс туберкулеза, условий для лечения и усиленного питания не было" (ГММ). По настоянию родных, находившихся в Париже, Татьяна выехала во Францию в мае 1925 года. В Париже, в 1928 году она познакомилась с приехавшим туда Маяковским.

Татьяна Яковлева. Художник А. Яковлев. 1929

Татьяна Яковлева. Неаполь. 1929