Хотя
по Варшаве
ходят резво,
ни шум не услышишь,
ни спор,
одно звенит:
офицерский звон
сабель,
крестов
и шпор.
Блестят
позументы и галуны...
(как будто не жизнь,
а балет!),
и сабля
ясней молодой луны,
и золото эполет.
Перо у одних,
у других тюльпан,
чтоб красило
низкий лоб.
"Я, дескать, вельможный,
я, дескать, пан,
я, дескать, не смерд,
не холоп!"
Везде,
исследуйте улиц тыщи,
малюсеньких
и здоровенных,-
идет гражданин,
а сзади -
сыщик,
а сзади -
пара военных.
Придешь поесть,
закажешь пустяк,
а сбоку
этакий пялится.
И ежишься ты,
глаза опустя,
и вилку
стиснули пальцы.
Других прейскурантов мерещится текст
и поле
над скатертью стираной.
Эх,
ткнуть бы
другую вилку в бифштекс -
вот в этот бифштекс
размундиренный!
Во мне
никакой кровожадности нет,
и я
до расправ не лаком,
но пользы нет
от их эполет
ни миру,
ни нам,
ни полякам!
Смотрю:
на границе,
на всякий случай,
пока
от безделья томясь,
проволока
лежит колючая
для наших штанов
и мяс.
А мы, товарищ?
Какого рожна
глазеем
с прохладцей с этакой?
До самых зубов
вооружена
у нас
под боком
соседка.
Примечание
Польша. Впервые - газ. "Рабочая Москва", М., 1927, 25 июня. Здесь же напечатан очерк Маяковского "Наружность Варшавы".
...одно звенит: офицерский звон сабель, крестов и шпор...- В очерке "Наружность Варшавы" Маяковский писал: "Единственно, что обще всем кварталам, всем улицам и дорогам и всей Польше - это несметное количество военных. Откроешь глаза - сплошное козыряние. Закроешь глаза - сплошной звон шпор... Военщина Польши назойлива и криклива. Расширяющиеся вверху, изукрашенные позументами шапки, перья, вздымающиеся и свисающие, штаны с диким выпуском, и целая разукрашенная елка - это грудь в орденах".