Разговор с фининспектором о поэзии

Гражданин фининспектор!
                        Простите за беспокойство. 
Спасибо... 
           не тревожтесь...
                            я постою... 
У меня к вам
             дело
                  деликатного свойства: 
о месте
        поэта
              в рабочем строю. 
В ряду
       имеющих
               лабазы и угодья 
и я обложен
            и должен караться. 
Вы требуете
            с меня
                   пятьсот в полугодие 
и двадцать пять
                за неподачу деклараций. 
Труд мой
         любому
                труду
                      родствен. 
Взгляните -
            сколько я потерял, 
какие
      издержки
               в моем производстве 
и сколько тратится
                   на материал.
Вам,
     конечно, известно
                       явление "рифмы". 
Скажем,
        строчка
                окончилась словом
                                  "отца", 
и тогда
        через строчку,
                       слога повторив, мы 
ставим
       какое-нибудь:
                     ламцадрица-ца. 
Говоря по-вашему,
                  рифма -
                          вексель. 
Учесть через строчку! -
                        вот распоряжение. 
И ищешь
        мелочишку суффиксов и флексий 
в пустующей кассе
                  склонений
                            и спряжений. 
Начнешь это
            слово
                  в строчку всовывать, 
а оно не лезет -
                 нажал и сломал. 
Гражданин фининспектор,
                        честное слово, 
поэту
      в копеечку влетают слова. 
Говоря по-нашему,
                  рифма -
                          бочка. 
Бочка с динамитом.
                   Строчка -
                             фитиль. 
Строка додымит,
                взрывается строчка,- 
и город
        на воздух
                  строфой летит.
Где найдешь,
             на какой тариф, 
рифмы,
       чтоб враз убивали, нацелясь? 
Может,
       пяток
             небывалых рифм 
только и остался
                 что в Венецуэле. 
И тянет
        меня
             в холода и в зной.
Бросаюсь, 
          опутан в авансы и в займы я.
Гражданин,
           учтите билет проездной!
Поэзия
       - вся! -
                езда в незнаемое. 
Поэзия -
         та же добыча радия. 
В грамм добыча,
                в год труды.
Изводишь
         единого слова ради 
тысячи тонн
            словесной руды. 
Но как
       испепеляюще
                   слов этих жжение 
рядом
      с тлением
                слова-сырца. 
Эти слова
          приводят в движение 
тысячи лет
           миллионов сердца.
Конечно,
         различны поэтов сорта.
У скольких поэтов
                  легкость руки!
Тянет,
       как фокусник,
                     строчку изо рта 
и у себя
         и у других.
Что говорить
             о лирических кастратах?!
Строчку
        чужую
              вставит - и рад.
Это
    обычное
            воровство и растрата 
среди охвативших страну растрат.
Эти
    сегодня
            стихи и оды, 
в аплодисментах
                ревомые ревмя, 
войдут
       в историю
                 как накладные расходы 
на сделанное
             нами -
                    двумя или тремя.
Пуд,
     как говорится, 
                    соли столовой 
съешь
      и сотней папирос клуби, 
чтобы
      добыть
             драгоценное слово 
из артезианских
                людских глубин.
И сразу
        ниже
             налога рост.
Скиньте
        с обложенья
                    нуля колесо!
Рубль девяносто
                сотня папирос, 
рубль шестьдесят
                 столовая соль. 
В вашей анкете
               вопросов масса: 
- Были выезды?
               Или выездов нет? - 
А что,
       если я
              десяток пегасов 
загнал
       за последние
                    15 лет?! 
У вас -
        в мое положенье войдите - 
про слуг
         и имущество
                     с этого угла.
А что,
       если я
              народа водитель 
и одновременно -
                 народный слуга? 
Класс
      гласит
             из слова из нашего, 
а мы,
      пролетарии,
                  двигатели пера.
Машину
       души
            с годами изнашиваешь. 
Говорят:
         - в архив,
                    исписался,
                               пора!- 
Все меньше любится,
                    все меньше дерзается, 
и лоб мой
          время
                с разбега крушит.
Приходит
         страшнейшая из амортизаций -
амортизация
            сердца и души.
И когда
        это солнце
                   разжиревшим боровом 
взойдет
        над грядущим
                     без нищих и калек,- 
я 
  уже
      сгнию,
             умерший под забором,
рядом
      с десятком
                 моих коллег.
Подведите
          мой
              посмертный баланс!
Я утверждаю
            и - знаю - не налгу:
на фоне
        сегодняшних
                    дельцов и пролаз
я буду
       - одни! -
                 в непролазном долгу.
Долг наш -
           реветь
                  медногорлой сиреной
в тумане мещанья,
                  у бурь в кипеньи.
Поэт
     всегда
            должник вселенной,
платящий
         на горе
                 проценты
                          и пени.
я
  в долгу
          перед Бродвейской лампионией, 
перед вами,
            багдадские небеса, 
перед Красной Армией,
                      перед вишнями Японии - 
перед всем,
            про что
                    не успел написать. 
А зачем
        вообще
               эта шапка Сене? 
Чтобы - целься рифмой
                      и ритмом ярись? 
Слово поэта -
              ваше воскресенье, 
ваше бессмертие,
                 гражданин канцелярист. 
Через столетья
               в бумажной раме 
возьми строку
              и время верни! 
И встанет
          день этот
                    с фининспекторами,
с блеском чудес
                и с вонью чернил. 
Сегодняшних дней убежденный житель, 
выправьте
          в энкапеэс
                     на бессмертье билет 
и, высчитав
            действие стихов,
                             разложите 
заработок мой
              на триста лет. 
Но сила поэта
              не только в этом, 
что, вас
         вспоминая,
                    в грядущем икнут.
Нет!
     И сегодня
               рифма поэта - 
ласка
      и лозунг,
               и штык,
                       и кнут. 
Гражданин фининспектор,
                        я выплачу пять, 
все
    нули
         у цифры скрестя!
Я
  по праву
           требую пядь 
в ряду
       беднейших
                 рабочих и крестьян.
А если
       вам кажется,
                    что всего делов - 
это пользоваться
                 чужими словесами, 
то вот вам,
            товарищи,
                      мое стило, 
и можете
         писать
                сами!

Примечание

Разговор с фининспектором о поэзии. Впервые - отдельным изданием в изд-ве "Заккнига" (Тифлис), 1926.

О замысле стихотворения Маяковский рассказал в статье "А что вы пишете?": "Качество писательской продукции (в связи с этим и положение писателя в нашем советском обществе) чрезвычайно пошатнулось, понизилось, дискредитировалось.

Здесь были и объективные причины временного понижения - многолетняя работа последнего времени от срочного задания к срочному заданию, отсутствие времени на продумывание формальной стороны работы. Это сознательное временное приспособление слова имело и свои положительные результаты - очищение языка от туманной непонятности, сознательный выбор, поиск целевой установки.

Значительно хуже - субъективные причины принижения качества. Это писательская бессовестная, разухабистая халтурщина: постоянное предпочтение фактических заказов всем социальным, циничное предположение, что неквалифицированный читатель сожрет все, и т. д.

Ощущению квалификации посвящено мое главное стихотворение последних недель - "Разговор с фининспектором о поэзии"..."

Борясь за повышение качества "стихотворной продукции", Маяковский одновременно отстаивает принципы партийности и народности социалистического искусства, утверждает, что место поэта всегда "в рабочем строю".