Жизнь Маяковского

 Ревом встревожено логово банкиров, вельмож 
                                      и дожей 
 Вышли 
 латы, 
 золото тенькая. 
 "Если сердце всё, 
 то на что, 
 на что же 
 вас нагреб, дорогие деньги, я? 
 Как смеют петь, 
 кто право дал? 
 Кто дням велел июлиться? 
 Заприте небо в провода! 
 Скрутите землю в улицы! 
 Хвалился: 
 "Руки?!" 
 На ружье ж! 
 Ласкался днями летними? 
 Так будешь - 
 весь! - 
 колюч, как еж. 
 Язык оплюйте сплетнями!" 

 Загнанный в земной загон, 
 влеку дневное иго я. 
 А на мозгах 
 верхом 
 "Закон", 
 на сердце цепь - 
 "Религия". 

 Полжизни прошло, теперь не вырвешься. 
 Тысячеглаз надсмотрщик, фонари, фонари, 
                                    фонари 

 Я в плену. 
 Нет мне выкупа! 
 Оковала земля окаянная. 
 Я бы всех в любви моей выкупал, 
 да в дома обнесен океан ее! 

 Кричу... 
 и чу! 
 ключи звучат! 
 Тюремщика гримаса. 
 Бросает 
 с острия луча 
 клочок гнилого мяса. 

 Под хохотливое 
 "Ага!" 
 бреду по бреду жара. 
 Гремит, 
 приковано к ногам, 
 ядро земного шара. 

 Замкнуло золото ключом 
 глаза. 
 Кому слепого весть? 
 Навек 
 теперь я 
 заключен 
 в бессмысленную повесть! 

 Долой высоких вымыслов бремя! 
 Бунт 
 муз обреченного данника. 
 Верящие в павлинов 
 - выдумка Брэма! - 
 верящие в розы 
 - измышление досужих ботаников! - 
 мое 
 безупречное описание земли 
 передайте из рода в род. 

 Рвясь из меридианов, 
 атласа арок, 
 пенится, 
 звенит золотоворот 
 франков, 
 долларов, 
 рублей, 
 крон, 
 иен, 
 марок. 

 Тонут гении, курицы, лошади, скрипки. 
 Тонут слоны. 
 Мелочи тонут. 
 В горлах, 
 в ноздрях, 
 в ушах звон его липкий: 
 "Спасите!" 
 Места нет недоступного стону. 

 А посредине, 
 обведенный невозмутимой каймой, 
 целый остров расцветоченного ковра. 
 Здесь 
 живет 
 Повелитель Всего - 
 соперник мой, 
 мой неодолимый враг. 
 Нежнейшие горошинки на тонких чулках его. 
 Штанов франтовских восхитительны полосы. 
 Галстук, 
 выпестренный ахово, 
 с шеищи 
 по глобусу пуза расползся. 

 Гибнут кругом. 
 Но, как в небо бурав, 
 в честь 
 твоего - сиятельный - сана: 
 Бр-р-а-во! 
 Эвива! 
 Банзай! 
 Ура! 
 Гох! 
 Гип-гип! 
 Вив! 
 Осанна! 

 Пророков могущество в громах винят. 
 Глупые! 
 Он это 
 читает Локка! 
 Нравится. 
 От смеха 
 на брюхе 
 звенят, 
 молнятся целые цепи брелоков. 
 Онемелые 
 стоим 
 перед делом эллина. 
 Думаем: 
 "Кто бы, 
 где бы, 
 когда бы?" 
 А это 
 им 
 покойному Фидию велено: 
 "Хочу, 
 чтоб из мрамора 
 пышные бабы". 

 Четыре часа - 
 прекрасный повод: 
 "Рабы, 
 хочу отобедать заново!" 
 И бог 
 - его проворный повар - 
 из глин 
 сочиняет мясо фазаново. 
 Вытянется, 
 самку в любви олелеяв. 
 "Хочешь 
 бесценнейшую из звездного скопа?" 
 И вот 
 для него 
 легион Галилеев 
 елозит по звездам в глаза телескопов. 

 Встрясывают революции царств тельца, 
 меняет погонщиков человечий табун, 
 но тебя, 
 некоронованного сердец владельца, 
 ни один не трогает бунт!