Флейта-позвоночник

 За всех вас, 
 которые нравились или нравятся, 
 хранимых иконами у души в пещере, 
 как чашу вина в застольной здравице, 
 подъемлю стихами наполненный череп. 

 Все чаще думаю - 
 не поставить ли лучше 
 точку пули в своем конце. 
 Сегодня я 
 на всякий случай 
 даю прощальный концерт. 

 Память! 
 Собери у мозга в зале 
 любимых неисчерпаемые очереди. 
 Смех из глаз в глаза лей. 
 Былыми свадьбами ночь ряди. 
 Из тела в тело веселье лейте. 
 Пусть не забудется ночь никем. 
 Я сегодня буду играть на флейте. На собственном позвоночнике. 

 
1
 

 Версты улиц взмахами шагов мну. 
 Куда уйду я, этот ад тая! 
 Какому небесному Гофману 
 выдумалась ты, проклятая?! 

 Буре веселья улицы узки. 
 Праздник нарядных черпал и черпал. 
 Думаю. 
 Мысли, крови сгустки, 
 больные и запекшиеся, лезут из черепа. 

 Мне, 
 чудотворцу всего, что празднично, 
 самому на праздник выйти не с кем. 
 Возьму сейчас и грохнусь навзничь 
 и голову вымозжу каменным Невским! 
 Вот я богохулил. 
 Орал, что бога нет, 
 а бог такую из пекловых глубин, 
 что перед ней гора заволнуется и дрогнет, 
 вывел и велел: 
 люби! 

 Бог доволен. 
 Под небом в круче 
 измученный человек одичал и вымер. 
 Бог потирает ладони ручек. 
 Думает бог: 
 погоди, Владимир! 
 Это ему, ему же, 
 чтоб не догадался, кто ты, 
 выдумалось дать тебе настоящего мужа 
 и на рояль положить человечьи ноты. 
 Если вдруг подкрасться к двери спаленной, 
 перекрестить над вами стёганье одеялово, 
 знаю - 
 запахнет шерстью паленной, 
 и серой издымится мясо дьявола. 
 А я вместо этого до утра раннего 
 в ужасе, что тебя любить увели, 
 метался 
 и крики в строчки выгранивал, 
 уже наполовину сумасшедший ювелир. 
 В карты б играть! 
 В вино 
 выполоскать горло сердцу изоханному. 

 Не надо тебя! Не хочу! 
 Все равно 
 я знаю, 
 я скоро сдохну. 

 Если правда, что есть ты, 
 боже, 
 боже мой, 
 если звезд ковер тобою выткан, 
 если этой боли, 
 ежедневно множимой, 
 тобой ниспослана, господи, пытка, 
 судейскую цепь надень. 
 Жди моего визита. 
 Я аккуратный, 
 не замедлю ни на день. 
 Слушай, 
 Всевышний инквизитор! 

 Рот зажму. 
 Крик ни один им 
 не выпущу из искусанных губ я. 
 Привяжи меня к кометам, как к хвостам 
                                  лошадиным, 
 и вымчи, 
 рвя о звездные зубья. 
 Или вот что: 
 когда душа моя выселится, 
 выйдет на суд твой, 
 выхмурясь тупенько, 
 ты, 
 Млечный Путь перекинув виселицей, 
 возьми и вздерни меня, преступника. 
 Делай, что хочешь. 
 Хочешь, четвертуй. 
 Я сам тебе, праведный, руки вымою. 
 Только - 
 слышишь! - 
 убери проклятую ту, 
 которую сделал моей любимою! 
 
 Версты улиц взмахами шагов мну. 
 Куда я денусь, этот ад тая! 
 Какому небесному Гофману 
 выдумалась ты, проклятая?! 

 
2
 

 И небо, 
 в дымах забывшее, что голубо, 
 и тучи, ободранные беженцы точно, 
 вызарю в мою последнюю любовь, 
 яркую, как румянец у чахоточного. 

 Радостью покрою рев 
 скопа 
 забывших о доме и уюте. 
 Люди, 
 слушайте! 
 Вылезьте из окопов. 
 После довоюете. 

 Даже если, 
 от крови качающийся, как Бахус, 
 пьяный бой идет - 
 слова любви и тогда не ветхи. 
 Милые немцы! 
 Я знаю, 
 на губах у вас 
 гётевская Гретхен. 
 Француз, 
 улыбаясь, на штыке мрет, 
 с улыбкой разбивается подстреленный авиатор, 
 если вспомнят 
 в поцелуе рот 
 твой, Травиата. 

 Но мне не до розовой мякоти, 
 которую столетия выжуют. 
 Сегодня к новым ногам лягте! 
 Тебя пою, 
 накрашенную, 
 рыжую. 

 Может быть, от дней этих, 
 жутких, как штыков острия, 
 когда столетия выбелят бороду, 
 останемся только 
 ты 
 и я, 
 бросающийся за тобой от города к городу. 

 Будешь за море отдана, 
 спрячешься у ночи в норе - 
 я в тебя вцелую сквозь туманы Лондона 
 огненные губы фонарей. 

 В зное пустыни вытянешь караваны, 
 где львы начеку,- 
 тебе 
 под пылью, ветром рваной, 
 положу Сахарой горящую щеку. 

 Улыбку в губы вложишь, 
 смотришь - 
 тореадор хорош как! 
 И вдруг я 
 ревность метну в ложи 
 мрущим глазом быка. 

 Вынесешь на мост шаг рассеянный - 
 думать, 
 хорошо внизу бы. 
 Это я 
 под мостом разлился Сеной, 
 зову, 
 скалю гнилые зубы. 

 С другим зажгешь в огне рысаков 
 Стрелку или Сокольники. 
 Это я, взобравшись туда высоко, 
 луной томлю, ждущий и голенький. 

 Сильный, 
 понадоблюсь им я - 
 велят: 
 себя на войне убей! 
 Последним будет 
 твое имя, 
 запекшееся на выдранной ядром губе. 

 Короной кончу? 
 Святой Еленой? 
 Буре жизни оседлав валы, 
 я - равный кандидат 
 и на царя вселенной 
 и на 
 кандалы. 

 Быть царем назначено мне - 
 твое личико 
 на солнечном золоте моих монет 
 велю народу: 
 вычекань! 
 А там, 
 где тундрой мир вылинял, 
 где с северным ветром ведет река торги, - 
 на цепь нацарапаю имя Лилино 
 и цепь исцелую во мраке каторги. 

 Слушайте ж, забывшие, что небо голубо, 
 выщетинившиеся, 
 звери точно! 
 Это, может быть, 
 последняя в мире любовь 
 вызарилась румянцем чахоточного. 

 
3
 

 Забуду год, день, число. 
 Запрусь одинокий с листом бумаги я, 
 Творись, просветленных страданием слов 
 нечеловечья магия! 

 Сегодня, только вошел к вам, 
 почувствовал - 
 в доме неладно. 
 Ты что-то таила в шелковом платье, 
 и ширился в воздухе запах ладана. 
 Рада? 
 Холодное 
 "очень". 
 Смятеньем разбита разума ограда. 
 Я отчаянье громозжу, горящ и лихорадочен. 
 Послушай, 
 все равно 
 не спрячешь трупа. 
 Страшное слово на голову лавь! 
 Все равно 
 твой каждый мускул 
 как в рупор 
 трубит: 
 умерла, умерла, умерла! 
 Нет, 
 ответь. 
 Не лги! 
 (Как я такой уйду назад?) 

 Ямами двух могил 
 вырылись в лице твоем глаза. 

 Могилы глубятся. 
 Нету дна там. 
 Кажется, 
 рухну с помоста дней. 
 Я душу над пропастью натянул канатом, 
 жонглируя словами, закачался над ней. 

 Знаю, 
 любовь его износила уже. 
 Скуку угадываю по стольким признакам. 
 Вымолоди себя в моей душе. 
 Празднику тела сердце вызнакомь. 

 Знаю, 
 каждый за женщину платит. 
 Ничего, 
 если пока 
 тебя вместо шика парижских платьев 
 одену в дым табака. 

 Любовь мою, 
 как апостол во время оно, 
 по тысячи тысяч разнесу дорог. 
 Тебе в веках уготована корона, 
 а в короне слова мои - 
 радугой судорог. 

 Как слоны стопудовыми играми 
 завершали победу Пиррову, 
 я поступью гения мозг твой выгромил. 
 Напрасно. 
 Тебя не вырву. 

 Радуйся, 
 радуйся, 
 ты доконала! 
 Теперь 
 такая тоска, 
 что только б добежать до канала 
 и голову сунуть воде в оскал. 

 Губы дала. 
 Как ты груба ими. 
 Прикоснулся и остыл. 
 Будто целую покаянными губами 
 в холодных скалах высеченный монастырь. 

 Захлопали 
 двери. 
 Вошел он, 
 весельем улиц орошен. 
 Я 
 как надвое раскололся в вопле. 
 Крикнул ему: 
 "Хорошо! 
 Уйду! 
 Хорошо! 
 Твоя останется. 
 Тряпок нашей ей, 
 робкие крылья в шелках зажирели б. 
 Смотри, не уплыла б. 
 Камнем на шее 
 навесь жене жемчуга ожерелий!" 

 Ох, эта 
 ночь! 
 Отчаянье стягивал туже и туже сам. 
 От плача моего и хохота 
 морда комнаты выкосилась ужасом. 

 И видением вставал унесенный от тебя лик, 
 глазами вызарила ты на ковре его, 
 будто вымечтал какой-то новый Бялик 
 ослепительную царицу Сиона евреева. 

 В муке 
 перед той, которую отдал, 
 коленопреклоненный выник. 
 Король Альберт, 
 все города 
 отдавший, 
 рядом со мной задаренный именинник. 

 Вызолачивайтесь в солнце, цветы и травы! 
 Весеньтесь, жизни всех стихий! 
 Я хочу одной отравы - 
 пить и пить стихи. 

 Сердце обокравшая, 
 всего его лишив, 
 вымучившая душу в бреду мою, 
 прими мой дар, дорогая, 
 больше я, может быть, ничего не придумаю. 

 В праздник красьте сегодняшнее число. 
 Творись, 
 распятью равная магия. 
 Видите - 
 гвоздями слов 
 прибит к бумаге я.

[1915]

Примечание

Впервые первая часть поэмы опубликована в сб. "Взял" [Пг., 1915]; отдельным изданием вышла в изд. "Взял". Пг., 1916. С изменениями и восстановлением цензурных купюр в кн. "Все сочиненное Владимиром Маяковским..." [Пг., 1919].

"Флейта-позвоночник" создавалась почти одновременно с поэмой "Облако в штанах" (закончена не позже ноября 1915 г.).

Гофман, Эрнст Теодор Амадей - немецкий писатель и композитор XIX века.

Святая Елена.- Остров в Атлантическом океане, на который был сослан и где умер (1821) Наполеон.

Как слоны стопудовыми играми...- Речь идет о боевых слонах, благодаря которым эпирский царь Пирр в битве при Сирисе в 280 году одержал победу над римлянами.

Бялик, Хаим-Нахман (1873-1934) - поэт, писавший на древнееврейском языке.

Король Альберт (1875-1934) - бельгийский король.