О разных Маяковских

Милостивые государыни и милостивые государи!

Я - нахал, для которого высшее удовольствие ввалиться, напялив желтую кофту, в сборище людей, благородно берегущих под чинными сюртуками, фраками и пиджаками скромность и приличие.

Я - циник, от одного взгляда которого на платье у оглядываемых надолго остаются сальные пятна величиною приблизительно в десертную тарелку.

Я - извозчик, которого стоит впустить в гостиную,- и воздух, как тяжелыми топорами, занавесят словища этой мало приспособленной к салонной диалектике профессии.

Я - рекламист, ежедневно лихорадочно проглядывающий каждую газету, весь надежда найти свое имя...

Я - ...

Так вот, господа пишущие и говорящие обо мне, надеюсь, после такого признания вам уже незачем доказывать ни в публичные диспутах, ни в проникновенных статьях высокообразованной критики, что я так мало привлекателен.

Таков вот есть Владимир Владимирович Маяковский, молодой человек двадцати двух лет.

Желающих еще больше укрепить уверенность в справедливости моих слов прошу внимательно изучить прилагаемую при этой статье фотографическую карточку: микроцефала с низким и узким лбом слабо украшает пара тусклых вылинявших глаз.

К этому убийственному заключению я пришел вовсе не для того, чтоб лишить честного заработка своих же товарищей по перу, а просто это так и есть.

Но, черт возьми, какое вам до всего этого дело?

Когда вы смотрите на радугу или на северное сияние - вы их тоже ругаете? Ну, например, за то, что радугой нельзя нарубить мяса для котлет, а северное сияние никак не пришить вашей жене на юбку? Или, может быть, вы их ругаете вместе и сразу за полное равнодушие к положению трудящихся классов Швейцарии?

Считая вас всех за очень умных людей, полагаю, что вы этого не должны были бы делать.

Не делаете потому, что у радуг есть свои определенные занятия, выполняемые ими талантливо и честно.

Так, пожалуйста, изругав нахала, циника, извозчика двадцати двух лет, прочтите совершенно незнакомого поэта Вл. Маяковского.

Милостивые государыни и милостивые государи!

Не правда ли, только убежденный нахал и скандалист, исхищряющий всю свою фантазию для доставления людям всяческих неприятностей, так начинает свое стихотворение:

 Вы мне - люди, 
 И те, что обидели, 
 Вы мне всего дороже и ближе. 
 Видели, 
 Как собака бьющую руку лижет?

А не для того ли только нож хулигана заносится над детищами тех поэтов, которые не мы,- чтоб от упивания сюсюканьем расслабленных каждый из вас перешел к гордости и силе?

 Нам, здоровенным, 
 С шагом саженьим, 
 Надо не слушать, а рвать их, 
 Их, 
 Присосавшихся бесплатным приложением 
 К каждой двуспальной кровати. 
 Нам ли смиренно просить - помоги мне, 
 Молить об гимне, об оратории? 
 Мы сами творцы в горящем гимне, 
 Шуме фабрики и лаборатории.

Рекламист?! Разве он не только для того позволяет назвать себя Заратустрой, чтоб непреложнее были слова, возвеличивающие человека?

 Слушайте! 
 Проповедует, мечась и стеня, 
 Сегодняшнего дня крикогубый Заратустра! 
 Мы, 
 С лицом, как заспанная простыня, 
 С губами, обвисшими, как люстра, 
 Мы, 
 Каторжане города - лепрозория, 
 Где золото и грязь изъязвили проказу, 
 Мы чище венецианского лазорья, 
 Морями и солнцами омытого сразу. 
 Плевать, что нет у Гомеров и Овидиев 
 Людей, как мы - 
 От копоти в оспе. 
 Я знаю, 
 Солнце б померкло, увидев 
 Наших душ золотые россыпи. 
 Жилы и мускулы просьб верней. 
 Нам ли вымаливать милостей времени? 
 Мы каждый держим в своей пятерне 
 Миров приводные ремни. 

Подумайте, если не устает непонимаемый и непринятый вытачивать и вытачивать строчки,- то не потому ли только, что знает: ножами будут они в ваших руках, когда крикнут:

 Идите, голодненькие, потненькие, покорненькие, 
 Закисшие в блохастом грязненьке, 
 Идите! 

 Понедельники и вторники 
 Окрасим кровью в праздники. 
 Пускай земле под ножами припомнится, 
 Кого хотела опошлить, 
 Земле, обжиревшей, как любовница, 
 Которую вылюбил Ротшильд. 

Что же? - и освистанным быть не обидно ведь:

 Я, проходящий у сегодняшнего племени, 
 Как длинный скабрезный анекдот, 
 Вижу идущего через горы времени, 
 Которого не видит никто.

И если для его прихода надо, чтоб:

 Это взвело на Голгофу аудиторий 
 Петрограда, Москвы, Одессы, Киева, 
 И не было ни одного, который 
 Не кричал бы: 
 Распни, 
 Распни его!

все равно нахалу, цинику, извозчику и рекламисту одна радость знать -

 Когда, приход его мятежом оглашая, 
 Выйдете радостные, 
 Вам я 
 Душу вытащу, 
 Растопчу, 
 Чтоб большая, 
 И окровавленную дам, как знамя.

Строчки стихов взяты из второй трагедии поэта Маяковского - "Облако в штанах".

Всю книгу, обрадованные, прочтете, когда выйдет.

Выйдет в октябре.

Страшно заинтересованные читатели, которым, конечно, трудно будет ждать до октября, могут читать журнал "Взял", он выйдет значительно раньше.

Это будет великолепный журнал российского футуризма.

Не правда ли, какой тонкий переход от поэта Маяковского к молодому человеку двадцати двух лет?

Все-таки как будто такой развязный тон недостоин поэта? А мне какое дело? Вы, которые думаете иначе,

 Как вы смеете называться поэтом 
 И, серенький, чирикать, как перепел? 
 Сегодня надо кастетом 
 Кроиться миру в черепе.

[1915]

Примечание

О разных Маяковских. Впервые - "Журнал журналов", 1915, № 17, 12 августа.

Журнал "ВЗЯЛ"... выйдет значительно раньше...- На самом деле "Взял" вышел в декабре 1915 года, а "Облако в штанах" появилось в сентябре 1915 года.