Америка

Гавана

Америка началась Гаваной. Как только я вступил на землю, полил настоящий тропический дождь. У нас дождь представляет собой массу воздуха с редкими полосками воды; дождь гаванский - это сплошная вода и совершенно незначительные прослойки воздуха.

В Гаване очень трудно ориентироваться - по крайней мере, мне казалось, что все улицы там называются "трафико". Впоследствии, правда, выяснилось, что "трафико" - это просто "направление" по-испански, но как бы то ни было, я никогда не мог найти дороги.

Вера-Круц

Вера-Круц лежит за козерожьим тропиком. На пристани много индейцев, но на головах у них уже не перья птицы кетцаль, а сомбреро, а за спинами - увы! - не колчан со стрелами, а мои чемоданы с последними комплектами "Лефа".

Вера-Круц, пожалуй, самый интересный порт в стране. Первое, на что я обратил внимание, сойдя с парохода, был ярко-красный флаг с серпом и молотом. Оказалось, однако, что это не было отделение нашего полпредства, как я было подумал, а странная организация, известная по всей Мексике,- Проалевская организация неплательщиков за квартиру. Между прочим, я был осажден взволнованными репортерами, решившими, что я прислан Москвой в целях связи и содействия Проалю и его неплательщикам, так как Проаль (однофамилец!) встречал меня на пристани. В Вера-Круце путешественники уже начинают обычно покупать вещи для подарков. Таковыми являются здесь, главным образом, мешки для денег. Объясняется это тем, что мексиканцы не признают бумажных денег, а верят только честному золоту и серебру. Думаю, что поэтому в Мексике так сильно развит бандитизм. Уж очень велик соблазн даже у честных ограбить человека с большим мешком денег за спиной.

Мехико-Сити

Столица Мексики - бывшее озеро, окруженное потухшими вулканами. Один из них носит поэтическое название "Спящая женщина", и патриотические мексиканцы уверяют, что он действительно очень похож на женский профиль и фигуру,- я этого не заметил, как ни старался. Историей своей, весьма любопытной, мексиканцы интересуются, но имена их древних властителей - Монтецумы и Гватемозина - не забыты только потому, что это марки двух крупнейших конкурирующих пивных заводов.

Мексика - страна обнищавшая и разоренная североамериканским империализмом. Едва ли не у трех четвертей населения хватает средств только на кукурузу и на "пульке" (мексиканская водка).

Благодаря таким условиям жизни мексиканец обычно уже совершенно изношенный человек к 40 годам. Это жалкое положение массы порождает чувство острой ненависти к угнетателям. "Грингоу" - презрительная кличка американцев,- самое оскорбительное слово во всей Мексике.

Интересны многие черты мексиканского быта. Покойников, например, хоронят на трамвае. Часто случается, что трамвай по дороге задавит еще кого-нибудь, и тогда задавленный отправляется на кладбище на следующем. Кстати - смертность в Мехико-сити чрезвычайно велика. Объясняется это особенностями автомобильного и автобусного движения в столице. По мексиканским законам, шофер не отвечает за раздавленных им, а так как в городе имеется ряд конкурирующих автомобильных компаний, а темпераментом испанцы, как известно, отличаются весьма живым, нередки случаи, когда автобус (не думайте, что это анекдот) гоняется за таксомотором противной фирмы, стараясь раздавить его, причем шоферы совершенно позабывают о своих седоках. Средняя долговечность жителя мексиканской столицы определяется, приблизительно, в десять лет. Правда, изредка попадаются индивидуумы, которым удается прожить лет 20, но, очевидно, за счет тех, которые живут только 5. Вечером в Мехико-сити рекомендуется сидеть дома, а если выходить на улицу, то только пешком. Ни в коем случае не катайтесь на автомобиле по саду Чапультепеку. После 7 часов, по особому приказу президента, честный мексиканец обязан стрелять в каждый автомобиль. Правда, полагается стрелять после троекратного предупреждения, но мексиканцы народ горячий и обычно стреляют, не предупреждая ни одного раза. Стрелять вообще в Мексике любят и стреляют по всякому удобному и неудобному поводу, как-то: в целях наживы; с целью убить; не иначе, как выстрелом пьяница открывает бутылку; стреляют просто так, в шутку. Вскоре после моего приезда слушалось любопытное дело: одна женщина обвинялась в том, что застрелила своего знакомого,- они просто порешили между собой, что тот, кто вытянет жребий, будет застрелен партнером. Женщина была даже обижена и удивлена, за что ее, собственно, судят. Едва ли вообще можно найти хоть одного мексиканца, у которого в заднем кармане брюк не лежал бы добрый увесистый кольт.

В мексиканском сенате существуют также совершенно особые и оригинальные методы парламентской борьбы. Перед голосованием одна партия всегда норовит украсть на несколько дней депутатов другой.

Искусство в Мексике

Бой быков - самое любимое и популярное развлечение всех мексиканцев без различия пола, возраста и состояния. Поэтов в Мексике много - стихи пишут все.

В Мехико-сити имеется даже специальная аллея поэтов, где посиживают многочисленные кустари от поэзии.

Соединенные штаты

В Соединенные Штаты я ехал через Ларедо. Первое впечатление - аэропланы, непрерывно взлетающие и спускающиеся то по одну, то по другую сторону нашего поезда. Но это были и первые и последние аэропланы, которые я видел в Соединенных Штатах. Как это ни покажется странным, авиация развита сравнительно очень мало. Серьезные препятствия для ее развития непрерывно ставят могущественные железнодорожные компании, использующие каждую воздушную катастрофу для борьбы против авиации. Знаменитые пульмановские вагоны, разрекламированные на весь свет, по существу, чрезвычайно неудобны. Каждое утро и каждый вечер негр-кондуктор тратит по два часа на приведение вагона в дневной и спальный вид.

О Соединенных Штатах принято говорить, как о самой трезвой стране. Что касается трезвости, она в Америке очень условна. Если пошептаться с лакеем - вы получите все, что угодно, от виски до шампанского. Тайная торговля водкой распространена в Соединенных Штатах чрезвычайно широко. На каждые 500 человек, приблизительно, приходится один такой тайный торговец "бутлегер".

Высшая сила Америки, как известно,- доллар; религия - культ "бизнеса" (дело). Из этого не следует, что Америка - скупая страна. Одного мороженого в Соединенных Штатах съедается на миллион долларов в год. О роскоши американских миллиардеров и говорить не приходится,- она вошла в поговорку.

Но доллар определяет все. Несколько мелочей быта- хорошая иллюстрация этого. В Америке трудно пронести по улице вещь, завернутую в газетную бумагу. На вас посмотрят, как на "неджентльмена", и с вами постыдятся пройти по улице. Если бы все стали завертывать свои покупки в газетную бумагу,- что делали бы фабриканты оберточной бумаги?

15 сентября во всей Америке - день перемены шляп. Человек, который решится 15 числа или позднее выйти на улицу в соломенной, рискует и вообще не вернуться домой. На углу стоят здоровые детины с увесистыми палками, разбивающие канотье непосредственно на голове у тех, кто позабыл их снять. Объяснение простое: фабрикантам мягких шляп было бы слишком невыгодно, если бы люди продолжали ходить в соломенных. С другой стороны, фабрикантам канотье было бы тоже невыгодно, если бы их шляпы сохранялись американцами до будущего сезона. А потому уничтожение на нью-йоркских улицах выгодно и тем и другим.

Еще пример действия доллара. На белогвардейскую эмиграцию доллар действует особенно разлагающе. Члены бывшей царской фамилии, приезжающие в Америку, немедленно "берутся в работу" деловыми американскими антрепренерами. Так, бывший великий князь Борис за умеренную плату описывает в нью-йоркских газетах свои кутежи и пьянство былого времени, даже с фотомонтажем! - цари на фоне игорных притонов; а "императрица всероссийская", жена Кирилла Владимировича, которую американцы называют "Мадам С рил", занималась еще более легкой халтуркой: за плату от 10 до 50 долларов каждый американец имел возможность посмотреть, а если дороже заплатить, то и поздороваться и поцеловать руку и даже сказать несколько слов с "Мадам С рил".

Таков быт.

[1925]

Примечание

"АМЕРИКА". "МОЕ ОТКРЫТИЕ АМЕРИКИ". "МЕКСИКА". "АМЕРИКАНСКОЕ КОЕ-ЧТО". "СВИНОБОЙ МИРА". "ЕЗДИЛ Я ТАК".

3 июля 1923 года Маяковский вылетел из Москвы в Кенигсберг-центр Пруссии (ныне - г. Калининград). Готовясь к этой зарубежной поездке, поэт строил широкие планы. Поддерживал эти планы нарком просвещения А. В. Луначарский. 10 мая 1923 года он написал специальное письмо в Наркоминдел по поводу заграничного паспорта Маяковского. "Наркомпрос дает командировку известному поэту коммунисту Маяковскому. Цели, которые он преследует своей поездкой в Германию, находят полное оправдание со стороны Наркомпроса. Они целесообразны с точки зрения вообще поднятия культурного престижа нашего за границей. Но так как лица, приезжающие из России, да притом еще с репутацией, подобной репутации Маяковского, натыкаются иногда за границей на разные неприятности, то я, ввиду всего вышеизложенного, прошу Вас снабдить Маяковского служебным паспортом".

Однако служебный паспорт Маяковскому получить, очевидно, не удалось, отъезд за рубеж затянулся, а сама поездка свелась практически к отдыху. Около трех недель он отдыхал в Флинцберге, в конце июля побывал по издательским делам в Берлине, а весь август провел на отдыхе в курортном местечке Нордерней, расположенном на одноименном острове в Северном море у северозападного побережья Германии. (Свои впечатления он описывает в стихотворении "Нордерней", написанном для "Известий" в начале августа, а в начале сентября там же, в Германии, в Берлине, пишет для "Огонька" стихотворение "Москва - Кенигсберг".) В первых числах сентября Маяковский приехал опять в Берлин, а 18 сентября 1923 года возвратился в Москву. В Москве он с головой уходит в работу над плакатами и рекламой, в повседневную журналистскую деятельность и только после октябрьских событий в Германии (восстание рабочих г. Гамбурга) пишет несколько стихотворений, подсказанных впечатлениями от поездки s Германию: "Солидарность", "Уже!", "Киноповетрие ("О развлечениях Европы")" (см. т. 2).

В конце 1923 - начале 1924 года Маяковский вновь усиленно готовится к поездке за океан. Опять заручается поддержкой А. В. Луначарского. В письме наркома просвещения от 19 декабря 1923 года "Товарищам полпредам, представителям НКП за границей и другим представителям Советской власти" говорилось "Известный поэт В. В. Маяковский командируется Наркомпросом в длительную поездку с широкими художественно-литературными целями. Наркомпрос РСФСР просит всех официальных представителей российского и союзных правительств, а равно всех лиц стоящих на советской платформе и могущих быть полезными тов. Маяковскому в его поездке, оказывать ему всемерную поддержку" (ГММ).

В середине апреля Маяковский выехал через Ригу в Берлин и 19 апреля 1924 года прибыл туда, как он полагал, проездом в Америку. В ожидании визы он пробыл в столице Германии около двух недель. Однако переговоры о получении визы не дали положительных результатов, и Маяковский вернулся в Москву.

Результатом этой поездки явилось стихотворение "Два Берлина" (см. т. 3). Пребывание поэта и в Берлине в ожидании визы не было пассивным. Сохранились отзывы о его выступлении на вечере, устроенном германским отделением Всероссийского союза работников печати в большом зале Палаты Господ 29 апреля 1924 года, где он познакомил публику с новым течением в кругах московских пролетарских писателей и выступил с чтением своих стихов. "Леф, по словам докладчика, отмежевался от самодовлеющего искусства,- сообщалось в газетном отчете.- Вместо сладких звуков и молитв он хочет идти об руку с мозолистыми руками рабочего, хочет укреплять в нем бодрость, веру в правоту Октября и сам старается слиться с созидающей работой, к которой зовет сегодняшний новый день России... Леф хочет быть громким эхом новых звуков, несущихся по русским просторам... Стихи Маяковского скованы из стали в горниле русской революции Бодро и призывно звучат они, поднимают радостными криками упавший дух, улыбаются дружески солнцу, гимнами встречают крепнущую пролетарскую силу и сливаются в песнях со сплоченными рядами новых русских людей. Маяковский - большой талант, и его эволюцию от сданного им в архив желтокофточного футуризма к поэзии "Леф" никоим образом не поставишь ему в упрек" ("Накануне", 4 мая 1924 г.).

Впечатления от пребывания в Берлине находят определенное отражение в многочисленных устных выступлениях поэта во время его поездок по городам страны летом 1924 года. Одновременно он продолжает хлопотать о новой зарубежной поездке, находя здесь, как и прежде, поддержку и полное взаимопонимание со стороны наркома просвещения А. В. Луначарского. Уже 27 мая 1924 года были заготовлены два письма наркома по поводу заграничной поездки Маяковского (хранятся в ЦГАЛИ). В одном из них А. В. Луначарский пишет:

"Настоящим Народный Комиссариат по просвещению РСФСР свидетельствует, что предъявитель сего В. Маяковский является одним из крупнейших и талантливейших поэтов современной России. За границу он едет исключительно с литературными и художественными целями. Народный Комиссариат по просвещению убедительно просит все учреждения и лица, к которым обратится В. Маяковский, оказывать ему любезное содействие".

Командировка предполагалась длительной.

22 октября газета "Вечерняя Москва" сообщала о том, что "В. В. Маяковский в ближайшее время отправляется в кругосветное путешествие". 24 октября поэт выезжает из Москвы через Ригу и Берлин в Париж и 2 ноября прибывает во французскую столицу.

Путешествие Маяковского за океан, или так называемая кругосветка, не состоялось и на этот раз. В Париже потянулись однообразные дни ожидания американской визы. "Жду американской визы,- телеграфировал он 23 ноября в Москву.- Если не получу, через месяц или полтора вернусь в Москву" (ГММ). Поэт томился от бездеятельности и неопределенности положения. Собирался поездить по малым городам Франции, однако французские власти не дали ему такого разрешения. Легче стало с прибытием в Париж 4 декабря 1924 года первого посла СССР во Франции Л. Б. Красина. После падения в октябре 1924 года правительства Пуанкаре и прихода к власти правительства "левого блока" во главе с Эррио Франция заявила о признании СССР де-юре. 6 ноября состоялась официальная передача здания бывшего русского посольства в Париже советским представителям, а 14 декабря, после прибытия первого посла СССР, подъем советского флага на здании посольства. Маяковский присутствовал на этой церемонии и отразил это позже в стихотворении "Флаг" (см. т. 3).

И тем не менее виза не была дана. Около 20 декабря Маяковский выехал из Парижа в Берлин, а оттуда 25 декабря - в Ригу. Там сумел выступить в клубе полпредства СССР с чтением поэмы "Владимир Ильич Ленин", а 27 декабря уже вернулся в Москву.

Парижские впечатления выливаются в стихотворный цикл "Париж", который он создает в течение зимы и весны 1925 года. Пригодились его знания парижской публики и в ходе работы комитета по устройству советского павильона на Международной художественно-промышленной выставке в Париже, которая открывалась летом 1925 года. Маяковский привлекается к самой активной работе в комитете, возглавляет отдел рекламы. Это предопределяет и скорую поездку в Париж, на открытие выставки. Прояснилась и перспектива заокеанской поездки. 25 мая Маяковский вылетает из Москвы в Кенигсберг, оттуда выезжает в Берлин и 28 мая 1925 года прибывает в Париж.

В Париже Маяковский живет на этот раз более трех недель. При нем открывается Международная выставка (за рекламные плакаты с его текстами он награждается вскоре серебряной медалью выставки). Выступает он и с чтением своих стихов в советском полпредстве, печатает некоторые стихи парижского цикла в просоветской газете "Парижский вестник". Там же, в Париже, окончательно решается вопрос и о его заокеанской поездке: он получает визу на въезд в Мексику и приобретает заблаговременно билет на океанский лайнер. Там же, в Париже, за 10 дней до отплытия корабля его обокрал в гостинице какой-то крупный парижский вор, не оставив ему ни франка на всю поездку. Лишь благодаря помощи советского торгпредства, ссудившего его деньгами, эта заокеанская поездка не сорвалась опять. 21 июня 1925 года на трансатлантическом корабле "Эспань" Маяковский отбыл из порта Сент-Назер в Мексику.

На этом корабле Маяковский плыл 18 дней. Здесь им были написаны такие стихотворения, как "Испания", "6 монахинь", "Атлантический океан", "Мелкая философия на глубоких местах", "Блек энд уайт", "Христофор Колумб". 5 июля корабль прибыл в Гавану. Воспользовавшись суточной стоянкой, Маяковский ознакомился со столицей Кубы. 8 июля морское путешествие закончилось в мексиканском порту Вера-Круц, а на другой день Маяковский приехал поездом в Мехико-Сити и был тепло встречен как представителями советского полпредства, так и мексиканской общественностью во главе с художником Диего Ривейра. Все это тогда же, по свежим следам, нашло отражение и в очерковых зарисовках и набросках.

В Мексике поэт пробыл около 20 дней. За это время он познакомился с ее историей, культурой, обычаями и нравами, побывал в национальном музее, в театрах, кино, на корриде, увидел и оценил все своеобразие монументальной живописи Диего Ривейры, познакомился с местными поэтами, журналистами, деятелями рабочего движения - коммунистами. Ежедневно общался он с работниками посольства, которые не только поселили его у себя на жительство, но и оказывали помощь в получении въездной визы в США.

В интервью, которое Маяковский сразу же по приезде дал местным журналистам, отмечалось: "Маяковский предполагает написать книгу о Мексике. Он сказал, что уже приступил к работе и предупредил нас, что книга будет лишена каких-либо политических тенденций, в ней будет говориться исключительно о традициях мексиканцев и что он постарается выразить в своих стихах национальный дух нашего народа" ("Эксцельсиор", Мехико-Сити, 1925, 10 июля). Свое слово он фактически сдержал. Кроме одного - отказа от тенденциозности. В своих стихах и очерках он рассказал Советскому народу не только о прошлом Мексики, о традициях национальной культуры. Он показал Мексику богачей, которые оптом и в розницу распродают американцам и другим хищникам народное достояние, и Мексику бедняков во главе с коммунистами, жадно слушающую каждое слово о Советской России и готовую следовать ее путем. "Самая богатая страна мира, уже посаженная северо-американским империализмом на голодный паек" - так охарактеризовал Маяковский Мексику, рассказав предварительно о беззастенчивом хозяйничанье янки в этой чудесной стране. Рассказал Маяковский в своих стихах и очерках и о чехарде президентов, и о сказочном взяточничестве, и о "распродаже правительств", и о продажности вождей реформистских партий, с одной стороны, а с другой стороны - о народных восстаниях, о героизме коммунистов. Образ одного из таких самоотверженных борцов за лучшее будущее мексиканского народа, депутата-коммуниста Морено, и дан в очерке. Поэт приводит его слова после знакомства с "Левым маршем": "Передайте русским рабочим и крестьянам, что пока мы еще только слушаем ваш марш, но будет день, когда за вашим маузером загремит и наше "33" (калибр "кольта").

В. Маяковский с мексиканским коммунистом Франсиско Морено. 1925

Кольт загремел, но, к сожалению, не мореновский, а в Морено.

Уже находясь в Нью-Йорке, я прочел в газете, что товарищ Морено убит правительственными убийцами".

Образ этого мексиканского коммуниста сохранила нам и фотография: он стоит, обнявшись со своим новым другом из Советской России - Маяковским.

Во время пребывания в Мексике Маяковский находился в полном неведении о дальнейшем маршруте своего путешествия. Американское консульство не давало визы на въезд в США поэту из Советской России. С мертвой точки дело сдвинулось лишь тогда, когда Маяковскому удалось убедить консула, что он всего лишь рекламный работник Моссельпрома и Резинотреста. И тем не менее с визой продолжали тянуть. Маяковский уже обратился во французское консульство в Мексике с просьбой о визировании паспорта для возвращения во Францию, когда ему сообщили о разрешении на въезд в США. 27 июля 1925 года он приезжает в Ларедо (пограничный город Мексики и США), где после ряда новых злоключений ему выдается теперь уже окончательное разрешение на въезд от имени иммиграционного отдела департамента труда.

Маяковский находился в Соединенных Штатах Америки три месяца и побывал в ряде крупнейших городов страны. 30 июля он приехал в Нью-Йорк и пробыл здесь, выезжая лишь в пригороды, почти два месяца. Затем началась его поездка по стране: публичные выступления в разных городах; 29 сентября он выступает в Кливленде, 30 - в Детройте, 2 октября приезжает в Чикаго, где в тот же день состоялось первое его выступление в этом городе. 4 октября он уже выступает опять в Нью-Йорке, а 5 октября - в Филадельфии. Потом опять Нью-Йорк, затем - Питсбург и повторные выступления в Детройте (18 октября), в Чикаго (20 октября), в Филадельфии (23 октября). 28 октября 1925 года после седьмого, "прощального" выступления в Нью-Йорке (25 октября) и товарищеского ужина в честь советского гостя, устроенного американской писательской молодежью. Маяковский выезжает из Нью Йорка на пароходе "Рошамбо" в Гавр (Франция).

Пребывание Маяковского в Америке - исключительно яркая страница в творческой и гражданской биографии поэта. Он раскрывается здесь во всем блеске своего таланта и как поэт социалистической революции, и как неутомимый пропагандист молодой советской литературы, революционного искусства, и как мудрый политический и государственный деятель, советский патриот и пропагандист советского образа жизни, идеалов коммунизма, достойно представлявший свою страну и свой народ в далекой заокеанской стране. В Соединенных Штатах Америки состоялись его публичные выступления в крупнейших залах Нью-Йорка и других городов страны, многочисленные встречи с рабочей аудиторией, с партийными и профсоюзными организаторами, с литераторами и журналистами, с работниками искусств. Маяковский выступал с лекциями и докладами о советской литературе, живописи, искусстве, отвечал на многочисленные вопросы самого разного характера, читал свои стихи. В Соединенных Штатах в этот период им были написаны стихотворения "Бродвей", "Барышня и Вульворт", "Небоскреб в разрезе", "Порядочный гражданин", "Вызов", "100%", "Американские русские", "Бруклинский мост", "Кемп "Нит гедайге".

Обложка журнала 'Мурзилка' за 1941 год. На обложке: Маяковский знакомится со своей читательницей. С неопубликованного кинокадра из фильма 'Книжкин день'. 1928

Организацию всех своих выступлений в Соединенных Штатах Маяковский предоставил редакции коммунистической газеты "Новый мир", выходившей на русском языке. Половина всех денежных сборов от выступлений Маяковского шла в пользу этой газеты, здесь печатал он свои лучшие стихи, в том числе новые, написанные только что. Часть собранных от выступлений сумм он передавал и еврейской коммунистической газете "Фрейгайт", которая так же, как и "Новая жизнь", стала пропагандистом его поэзии и оказывала поэту всемерную помощь во время его поездок по стране и встреч с рабочей Америкой. (См. В. Катанян. Маяковский. Литературная хроника. М., ГИХЛ, 1946).

О содержании выступлений Маяковского в Америке, о той атмосфере, которая сопутствовала этим выступлениям и встречам, говорят многочисленные газетные отчеты и интервью американских газет.

Вот, например, как описывалось первое выступление Маяковского 14 августа в Нью-Йорке в помещении Сентрал Опера Хаус:

"...Тысячи искрящихся глаз устремлены на эстраду, заполненную представителями печати, пролетарских организаций. Ждут с затаенным дыханием "богатыря новейшей советской поэзии"...

Вот он, Маяковский! Так же прост и велик, как и сама Советская Россия. Гигантский рост, крепкие плечи, простенький пиджачок, коротко стриженная большая голова... Он стоит и ждет, чтобы смолкли аплодисменты. Как будто начинают утихать, но вдруг - совершенно неожиданно - новый взрыв рукоплесканий, и вся публика вскакивает с своих мест. В воздух летят шляпы, машут руками, платками. Не видать конца овациям!..

...Зал замирает. Воцаряется полная тишина. И, словно раскаты грома, раздается голос Маяковского. Так гремел голос пролетариата в Октябре 1917 года... В громовых раскатах его голоса чудилась та великая страна, которая породила одного большого и много малых Маяковских, значение которых растет вместе с ростом величия единственной в мире пролетарской Социалистической Республики" ("Новый мир", Нью-Йорк, 1925, 18 августа).

"Первое блестящее выступление поэта пролетарской России Владимира Маяковского в Нью-Йорке явилось в полном смысле слова историческим в нашей русской колонии... Маяковский - живой свидетель великих исторических событий, потрясших мир. Он - поэт и певец этих событий" ("Русский голос", 1925, 17 августа).

"Незабываемый вечер пережили революционные рабочие Нью-Йорка в последнюю пятницу в Сентрал Опера Хаус. Надолго останутся у них в памяти часы, которые они провели с Маяковским. Как зачарованные сидели три тысячи человек, находившиеся в зале и прислушивавшиеся к речи и к чтению стихов поэта...

В конце своей речи Маяковский заявил:

- Я - первый посланец новой страны. Америка отделена от России 9 000 миль и огромным океаном Океан можно переплыть за 5 дней. Но море лжи и клеветы, вырытое белогвардейцами, за короткий срок преодолеть нельзя. Придется работать долго и упорно, прежде чем могучая рука новой России сможет пожать могучую руку новой Америки!" ("Фрейгайт", Нью-Йорк, 1925, 16 августа).

По многочисленным просьбам лиц, не имевших возможности попасть на это первое выступление советского поэта, через три недели в том же помещении организуется второе выступление Маяковского, в котором нашли отражение основные принципы советского искусства, откровеннее прозвучала социальная критика. Вот как отозвались на эту встречу Маяковского с нью-йоркцами те же газеты:

"Лекция тов. Маяковского была построена на пояснении трех основных принципов, характеризующих советскую поэзию и глубокой гранью отделяющих ее от поэзии буржуазных стран...

Советский поэт в своем творчестве стремится стать, и становится лицом к лицу с рабочим. Он черпает свое вдохновение в каждодневном, но вместе с тем геройском, часто полном самоотречения и самопожертвования советском строительстве, в созидании новых, лучших форм социалистической жизни Первая задача искусства - найти свое место в мире...

Второй тезис - искусство есть творчество сегодняшнего дня. Оно должно отражать в себе нужды, заботы, чаяния, настоящего момента, не витать в небесах. Мещанство восстает против этого положения...

Каждый революционный поэт должен - и в этом заключается третий тезис - связать себя с классовой борьбой, честно и сознательно связать себя с чаяниями и стремлениями рабочего класса, бросить вызов буржуазии...

Искусство выражает интересы того или иного класса. Советские поэты вполне это сознают и в этом видят новые возможности. Они знают, что каждое стихотворение - "оружие не для отдыха, а для борьбы". Революционные советские поэты, освободившись от буржуазных пут, отвечают презрением на предложения о соглашательстве. Они знают, что единственное место, где гордый, уважающий себя художник не подвергается необходимости продавать свои достижения, это - Советская Россия, страна "железной диктатуры пролетариата" ("Новый мир", Нью-Йорк, 1925, 14 сентября).

"На этот раз вступление Маяковского к чтению стихов носило политически-литературный и полемический характер...

Вторая и третья части вечера были заполнены удачной, как всегда, декламацией Маяковским его старых и новых стихов. Отрывок из поэмы "Ленин" приковал всеобщее внимание. Поэт говорил о смерти Ленина о роковом известии, когда не стало пролетарского вождя, и о похоронах. Двухтысячная масса была в буквальном смысле слова загипнотизирована. В заключение поэт отвечал на вопросы по запискам. Эти вопросы носили преимущественно политический, а не литературный характер" ("Русский голос", Нью-Йорк, 1925, 12 сентября).

Первое выступление Маяковского в Детройте - "столице" автомобильного короля Форда - особенно перепугало русских белогвардейцев, которые в своей газете откликнулись на это следующими провокационными заметками:

"Вышло так, что вместо литературной лекции Маяковский пел хвалебные песни советской власти. Маяковский не представитель литературы, а советский агент.

...На банкете в честь поэта Маяковского Маяковский декламировал свои стихи, хвалил СССР и собирал деньги на газету "Новый мир" ("Рассвет", 1925, 7 октября).

А вот как оценивала выступления Маяковского в Чикаго газета "Дейли уоркер" - орган Центрального Комитета Рабочей партии Америки,- издававшаяся в этом городе. В день приезда советского гостя она перепечатывает стихотворение Маяковского "Наш марш" и здесь же приветствует его приезд в Чикаго:

"Из далекой красной России сквозь кордоны лжи и клеветы является к нам луч света из нового мира, строящегося под руководством компартии в Союзе Советских Социалистических Республик. Товарищ Владимир Маяковский приезжает сегодня в Чикаго.

- Добро пожаловать в наш город, товарищ Маяковский!" ("Дейли уоркер" 1925, 2 октября).

Что же касается самого выступления Маяковского, состоявшегося в тот же день в самом крупном помещении города, куда набилось свыше полутора тысяч желающих "послушать знаменитого русского поэта Владимира Маяковского", то о нем газета сообщала в следующем номере:

"...Собрание было открыто "Интернационалом"... и после небольшого вступительного слова председателя выступил Маяковский. Сначала и до самого конца он держал аудиторию под своим обаянием... Публика едва не сорвала крышу криками восторга от его стихов, посвященных Америке: "Открытие Америки", "Барышня и Вульворт", "Блек энд уайт". Пятьсот экземпляров его стихов были распроданы на месте" ("Дейли уоркер", 1925, 5 октября).

Во второй свой приезд в Чикаго Маяковский, как сообщала та же коммунистическая газета, вызвал еще больший интерес публики. В своей "короткой, но острой речи" он дал прежде всего "крепкий отпор" белогвардейцам из местных русских контрреволюционных листков. Потом выступал с чтением стихов. "Прекрасная и сильная поэма о смерти Ленина произвела огромное впечатление на собравшихся. Остальные, произведения также вызвали одобрение и аплодисменты. Маяковский отвечал на вопросы, а также собирал деньги на "Новый мир"..." ("Дейли уоркер". Чикаго, 1925, 22 октября).

А вот что писала об этой лекции газета "Новый мир":

"На второй лекции зал так же был переполнен публикой. И так же восторженно публика отнеслась к поэту. Рабочие почувствовали в нем своего человека.

- Это, брат, свой парень,- сказал один рабочий председателю после лекции.- Недаром местная шваль его ненавидит.

...Во время своего пребывания в Чикаго тов. Маяковский посетил самое святое место в Чикаго: могилу повешенных в 1887 году рабочих лидеров, погибших в борьбе за 8-часовой рабочий день..." ("Новый мир", Нью-Йорк, 1925, 29 октября).

В одном из своих выступлений в Нью-Йорке, в лекции, названной "Что я повезу в СССР", Маяковский высказал свое отношение к капиталистической Америке, подверг уничтожающей критике восторженное восхваление Америки футуристами, само это течение. Вот как сообщалось в газетном отчете об этом выступлении Маяковского:

"Америка в воображении русского.

...На этот интересный вопрос Маяковский ответил в своей лекции в воскресенье, передав вкратце содержание своей поэмы "150 000 000"... Это, конечно, сатирическое преднамеренное преувеличение, поэтическая "работа красок" в отличие от "работы слова" в путеводителе. Однако же во всем этом скрывается идеализация усовершенствованной "бесконечной техники" Америки, представление ее в "головокружительном, карусельном масштабе..."

В восторженном восхвалении Америки футуризмом проявляется его коренная ошибка - восхваление техники как таковой, техники ради техники. Футуризм имел свое место и увековечил себя в истории литературы, но в Советской России он уже сыграл свою роль. Футуризм и советское строительство, заявляет Маяковский, не могут идти рядом. "Отныне,- говорит он,- я против футуризма, отныне я буду бороться с ним" ("Новый мир", Нью-Йорк, 1925, 8 октября).

Характерно, что такое решительное заявление делается Маяковским именно в Америке, в процессе знакомства с этим капиталистическим "раем" и сопоставления его с советской действительностью.

За время пребывания в Соединенных Штатах Маяковский много работал и как поэт, и как пропагандист советской литературы и культуры, и как политический представитель Советского Союза. Он делал большое и нужное дело. До широкой публики доходили стихи поэта, из разных городов шли приглашения о публичных встречах. Но Маяковский рвется домой, на Родину. Он отказывается от настойчивых приглашений выступить с лекциями и чтением стихов в Сан-Франциско, от других предложений и сразу же по получении визы выезжает 28 октября 1925 года из Нью-Йорка на пароходе "Рошамбо" в Гавр, куда прибывает 5 ноября. На следующий день, 6 ноября, в самый канун Октябрьской годовщины друзья встречали его в Париже.

В Париже Маяковский пробыл недолго, проездом. 14 ноября он уже в Берлине, откуда через три дня выехал через Ригу в Москву, куда вернулся 22 ноября 1925 года-. Поэт рвался домой. Длительное заграничное путешествие вызывало у него чувство глубокой тоски по Родине. Это чувство вылилось в стихотворение "Домой!", которое он начал писать еще на пароходе на пути из Америки в Европу.

Сохранился газетный отчет о выступлении Маяковского в Париже на вечере, устроенном 12 ноября 1925 года Объединением студентов СССР во Франции. Поэт выступал с докладом "Там и у нас" ("Доклад об искусстве") и чтением стихов. "Поэт намеревался рассказать исключительно о своих эстетических восприятиях из вежливости к Франции, выдавшей ему визу и запрещающей говорить о политике,- сообщала позже, 2 декабря 1925 года, "Вечерняя Москва".- Но как-то получилось само собой, что вместо литературного доклада Маяковский сделал доклад "социально-экономическо-политический". Это "само собой" разумеющееся социально-политическое, партийное осмысление любого явления действительности как базисного, так и надстроечного порядка, характерное для всех его публичных выступлений, давало о себе знать и в Америке, сказалось оно и в Париже. Более подробно освещала это выступление Маяковского парижская газета:

"Кто не видел и не слышал Маяковского, должен пожалеть, что не попал на этот доклад. Трудно представить себе лучшего рассказчика для широких масс. Маяковский - создание новой России. В его могучей, широкой, подвижной фигуре, а его товарищеской фамильярности со слушателями, в его непринужденной манере, в его едкой иронии - во всем его существе сказывается нечто, что роднит его с русским рабочим, с человеком из народа. Когда... он рассказывал нам о своем путешествии в Мексику и Соединенные Штаты или когда, повысив свой мощный голос, он читал нам свои стихи, написанные под впечатлением виденного, невольно хотелось сказать: да, такими именно глазами смотрел бы на Америку русский рабочий... Слушая эти красочные рассказы, пересыпанные тонкими, меткими замечаниями, слушая эти звонкие стихи, с их часто неожиданными аккордами, дающими новый смысл всей картине, мы незаметно досидели до часу ночи. И хотелось еще и еще слушать этого мощного поэта. Не хотелось покидать этой прекрасной залы, этой оживленной, то серьезной, то улыбающейся аудитории" ("Парижский вестник", 1925, 14 ноября).

Хорошо осознавал большое литературное и общественно-политическое значение своих выступлений за рубежом и сам Маяковский. В одном из интервью, данном в день приезда в Москву, он как бы сжато "отчитывается" перед советским читателем о командировке, делится ближайшими планами:

"...слухи о моих успехах в Америке нисколько не преувеличены. Я нахожу, что иметь аудиторию в полторы тысячи человек в течение ряда недель - это, конечно, успех. Думаю, что кроме литературного, мои лекции имели некоторое значение еще и в смысле революционном...

Для печати я привез книгу стихов о Мексике, об Испании и об Атлантическом океане. Есть у меня и новая книга о Соединенных Штатах" ("Новая вечерняя газета", Ленинград, 1925, 23 ноября).

В последнем случае он имел в виду книгу очерков, которая после окончательного ее завершения получит наименование "Мое открытие Америки".

Маяковский начал работать над этими очерками и зарисовками непосредственно во время путешествия. После возвращения в Москву он уже 5 декабря заключил договор с Госиздатом об издании книги под названием "Поездка в Мексику и Америку", обязуясь при этом сдать рукопись в издательство через месяц, к 5 января 1926 года. Очевидно, что к этому времени книга вчерне была готова, что основные идеи этой книги, сложившиеся уже к началу пребывания поэта в США, получили свою реализацию.

Многие из этих идей найдут отражение в американских стихах Маяковского, воплотятся так или иначе в его очерках. Однако заметок, зарисовок и набросков, сделанных по самым свежим впечатлениям, оказывалось мало. Работа над книгой очерков продолжалась весь декабрь и закончилась лишь к 25 января, когда после отсрочки договорного срока на месяц рукопись была сдана в издательство. Тогда же, в январе и начале февраля 1926 года, отдельные части этой книги начинают печататься в периодических изданиях. Сама книга выйдет в свет лишь в августе 1926 года.

Все это время Маяковский живет впечатлениями американской поездки. И этими впечатлениями он стремился как можно скорее поделиться и в своих стихах, и в очерках, и в многочисленных устных выступлениях перед массовой, как правило, аудиторией, которым поэт придавал всегда, а теперь в особенности, большое значение.

Зарубежным впечатлениям посвящен был доклад Маяковского, состоявшийся в Доме печати 1 декабря 1925 года. Об этом вечере, о поэте, только что вернувшемся из поездки по Америке, о его "хороших стихах", которые были прочитаны "с большим подъемом", сообщали 3 декабря 1925 года "Известия". А через несколько дней, 6 декабря, состоялось выступление Маяковского в Политехническом музее. Его лекция, как сообщала пресса, "привлекла огромное количество слушателей. Даже имеющих билеты пропускали по очереди. Изнемогавшие милиционеры грозили вызвать конную милицию. В аудитории были заняты все места и кресла и на эстраде, и на ступеньках" ("Новая вечерняя газета", Л., 1925, 9 декабря). Другие газеты отмечали, что поездка Маяковского за океан позволила ему еще ярче раскрыть "качества социолога, экономиста и политика" ("Вечерняя Москва", 1925, 8 декабря).

Любопытны с точки зрения тематики выступления Маяковского на этом вечере, круг вопросов, которые он посчитал нужным осветить в своем рассказе о поездке, и афиша, подготовленная, очевидно, самим поэтом и содержащая краткие тезисы его выступления:

"Первый большой вечер возвратившегося из путешествия поэта Владимира Маяковского.

I. Доклад "Мое открытие Америки". Испания, Атлантический океан, Гавана, Вера-Круц, Мексика, Нью-Йорк, Чикаго, Париж.

Темы: Американцы ли американцы? Гавана, виски, сахар и сигары. Индейцы, гачупины и гринго. Тропический лес. Урожай фуража и президентов. Бой быков. Странные министры. Тише, ораторы! Ваше слово, товарищ 33! Москва в Польше. Первое звездное знамя. От Ларедо до Нью-Йорка. По земле, под землей и по небу. Мораль и удочерение. Иллюстрация к Марксу. Одесса - отец. Змеиные яйца в Москве. Негры, джаз и чарльстон. Басни о Форде, Чикаго, 150 000 000 и бойни.

II. Мексика, стихи и поэмы. 1. Испания, 2. Христофор Колумб. 3. 6 монашек. 4. Черные и белые. 5. Мелкая философия на глубоких местах. 6. Индейская история.

Соединенные Штаты. 1. Бродвей. 2. Вульворт и барышня. 3. Кемп Нит гедайге. 4. Ол райт! 5. Их язык. 6. Небоскреб в разрезе. 7. Злоба. 8. Бруклинский мост.

По окончании ответ на записки".

Название доклада стало вскоре названием книги очерков, договор на издание которой заключен был днем раньше. В темах же, обозначенных в афише, отчетливо проступали идеи и темы как написанных к этому времени очерков о Мексике и Америке, так и тех, что находились в работе, вынашивались в так называемом "устном варианте". О широте замыслов поэта и публициста, стремившегося дать своему народу как можно более полный "отчет" о своей поездке за океан, можно судить и по сохранившимся афишам других его публичных выступлений этой поры.

Выступление Маяковского в Политехническом музее, состоявшееся 19 декабря 1925 года, отражало новые аспекты публицистического осмысления поэтом своих зарубежных впечатлений и наблюдений. По-новому формулируется доклад, иной поворот получают темы его:

I. Доклад. Дирижер Трех Америк (СШСА): Бог доллар - доллар дух святой. Кино - Чаплин, золотая горячка, горничная в 15 тысяч в неделю. Нью-йоркский поэтический Конотоп. Фотомонтаж князя Бориса. Принцесса Сирилл. Змеиные яйца в Москве. Неподкупность продажных газет. Негритянский великий поэт А. С. Пушкин. Форд, как он есть Американские рабкоры о Форде. Приключения мистера Браунинга. Какая Америка интересней - моя или всамделишная. Горький и Короленко об Америке и СШСА.

II. Стихи и поэмы о Мексике, Америке, Ат-океане, Испании и Франции. 1. Статуя свободы. 2. Монтецума - Ястребиный коготь 3. Сто этажей. 4. Маркита. 5. Гав-ду-ю-ду. 6. Бой быков. 7. Бруклинский мост. 8. Париж. 9. Петров и Каплан. 10. Первое предостережение.

После доклада ответ на записки".

Новые и новые повороты в осмыслении американской тематики были характерны и для последующих публичных выступлений Маяковского. Маяковский едет по стране. Еще в начале января ему удается выехать на несколько дней в Ленинград. Комментируя его выступление в зале Академической филармонии с докладом "Мое открытие Америки". "Красная газета" писала: "Маяковский как бы умышленно игнорирует все то, что обычно поражало воображение предыдущих колумбов. Он остается равнодушен к американскому размаху и холоден к сногсшибательной экзотике... Большой и вполне заслуженный успех имели стихи, посвященные путешествию..." ("Красная газета", веч. вып., 1926, 5 января). С таким же успехом проходили и его выступления в разных городах Украины, Северного Кавказа, Азербайджана и Грузии, продолжавшиеся более месяца, с 25 января по 2 марта 1926 года.

Характерно, что его публичные выступления проходили при огромном стечении публики. В Киеве, например, более 5 000 человек, забивших помещение цирка, на протяжении трех часов слушали поэта. В местных же газетах Харькова, Киева и других городов в день таких выступлений печатались или отдельные очерки из подготовленной книги "Мое открытие Америки", или стихотворения из американского цикла, подготовленные для другой книги.

О характере устных выступлений Маяковского хорошо сказал корреспондент ростовской газеты "Молот":

"Это не была лекция, по крайней мере в том смысле, в каком привыкли мы понимать это слово. Скорей беседа поэта с публикой,- беседа, пересыпанная блестками неподражаемого (без кавычек) Маяковского остроумия. Об Америке т. Маяковский сказал не много, но немногое, сказанное им, давало большее представление о заатлантической стране, чем многословные речи патентованных лекторов" ("Молот", Ростов н/Д. 1926, 9 февраля).

Так оценивался доклад "Мое открытие Америки". На другой день поэт встречается с местными рабкорами и пролетарскими писателями. Затем опять выступает перед огромной аудиторией с докладом "Нью-Йорк и Париж". И в том, и в другом, и в третьем случае в центре внимания продолжает оставаться американская тематика. Так было в Ростове, Киеве и Харькове. Так будет в Баку, где за пять дней Маяковский выступит семь раз перед разными аудиториями. Здесь же он сумеет осмотреть строительство новых нефтяных промыслов и продумать очерк под характерным названием "Америка в Баку". В Тифлисе (Тбилиси), помимо традиционных докладов и встреч, Маяковский даст корреспонденту "Зари Востока" интервью "Литературная и культурная жизнь Америки". Американская тема продолжает оставаться главной и во время летней поездки Маяковского по южным городам страны (Одесса - Крым). Его лекции-беседы встречают самый горячий отклик в сердцах слушателей, сопровождаются восторженными откликами местной прессы: "В его наблюдениях над жизнью и социальными условиями в Соединенных Штатах и в Мексике столько нового и оригинального, что он действительно вновь "открывает" для слушателей Америку" ("Известия", веч. вып., Одесса, 1926, 24 июня).

В своих американских очерках Маяковский правдиво и ярко рассказал советскому читателю о Мексике и Америке, о жизни и борьбе простого народа этих стран, о господстве капитала. Поэт приветствует лучшие достижения технического прогресса Америки, делится своими соображениями о том, чему можно и надо поучиться у американцев советским людям, строящим социализм. Однако эти мысли и соображения не имеют ничего общего с апологетикой американского образа жизни, слепого преклонения перед американской техникой. Он постоянно видит две Америки: к одной, трудовой и честной Америке, он относится с большой любовью и сочувствием, о другой, капиталистической Америке, ее хозяевах и "героях", о власти доллара, о морали и нравах, воспитываемых жаждой наживы, чистогана и делячества, Маяковский рассказывает с убийственной иронией человека, прекрасно осознающего все превосходство советских людей и своей страны, уверенно строящей социализм, надо всем этим миром, обреченным ходом истории на неизбежную гибель.

Более полувека прошло со времени написания этих очерков. Но они по-прежнему не утрачивают своей публицистической остроты, актуальности и злободневности, удивляют глубиной проникновения их автора в самое "нутро" капиталистического мира, пророческими предвидениями грандиозных преобразований в своей стране, учат советских людей любви к своей Родине, советскому патриотизму.

Америка. Впервые - журн. "Экран", М., 1925, № 36, декабрь.

Первый из опубликованных Маяковским очерков о его поездке в Мексику и Соединенные Штаты Америки. Написан был, очевидно, в дороге, так как уже в начале декабря передан для публикации в предпоследнем декабрьском номере журнала. Позже использован в дополненном виде в книге очерков "Мое открытие Америки".

...имена их древних властителей - Монтецумы и Гватемозина - Монтесума II (род. ок. 1466-1520) - царь ацтеков в 1503-1520 годах. Гватемок (1497-1525) - последний царь ацтеков (1520-1521). Ацтеки - один из крупнейших индейских народов Мексики, игравший ведущую роль в союзе других индейских племен, затем подчинил себе Центральную Мексику до Мексиканского залива и Тихого океана и образовал раннее мексиканское государство, дальнейшее развитие которого оборвалось с испанскими завоеваниями ацтеков в 1519-1521 годах.

Чапультепек - сад в Мехико, где расположен президентский дворец.

...бывший великий князь Борис...- Борис Владимирович Романов (1887 - ?) он же - "принц" Борис - брат Кирилла Владимировича Романова (1876-1938), который после казни Николая II выступал, как великий князь, одним из "претендентов" на русский престол.

...а "императрица всероссийская"...- жена Кирилла Романова - Виктория Федоровна Романова (1876-1936).