Летающий пролетарий

 В "Правде" 
            пишется правда. 
                     В Известиях" - 
                                  известия. 
 Факты 
       Хоть возьми 
                   да положи на стол. 
 А поэта 
         интересует 
                 и то, 
                     что будет через двести 
 лет 
     или - 
           через сто.

I. Война, которая будет сейчас

 Когда 
       перелистываем 
                     газетный лист мы, 
 перебираем 
            новости 
                    заграницы болотной, 
 натыкаемся - 
              выдумали 
                       ученые империалистовы: 
 то газ, 
         то луч, 
                 то самолет беспилотный. 
 Что им, 
         куриная судьба горька? 
 Человечеству 
              помогают, 
                        лучи скрестя? 
 Нет - 
       с поднебесья 
                    новый аркан 
 готовят 
         на шеи 
                рабочих и крестьян. 
 Десятилетие 
             страницы 
                      всех газетин 
 смерть начиняла - 
                   увечья, 
                           горе... 
 Но вздором 
            покажутся 
                      бойни эти 
 в ужасе 
         грядущих фантасмагорий.

 Небо горсти сложило 
                     (звезды клянчит). 
 Был вечер, 
            выражаясь просто. 
 На небе, 
          как всегда, 
                      появился аэропланчик. 
 Обычный - 
           самопишущий - 
                         "Аэророста". 
 Москва. 
         Москвичи 
                  повылезли на крыши 
 сорокаэтажных 
               домов-коммун. 
 - Посмотрим, что ли... 
                        Про что пропишет. 
 Кто? 
      Кого? 
            Когда? 
                   Кому? -

 Летчик 
        открыл 
               горящий газ, 
 вывел 
       на небе 
               раму. 
 Вывел 
       крупными буквами: 

 ПРИКАЗ.
 МОБИЛИЗАЦИЯ.

 А потом - 
           телеграмму: 
 Рапорт. 
         Наблюдатели. 
                      Берег восточный. 
 Доносим: 
 "Точно - 
 без пяти восемь, 
 несмотря 
          на время раннее, 
 враг 
      маяки 
            потушил крайние". 
 Ракета. 
         Осветились 
                    в темноте 
 приготовления - 
                 лихорадочный темп. 
 Крыло к крылу, 
                в крылья крылья, 
 первая, 
         вторая, 
                 сотая эскадрилья. 
 Еще ракету! 
             Вспыхнула. 
                        Видели? 
 Из ангаров 
            выводятся истребители. 
 "Зашифровали. 
               Передали 
                        стам 
 сторожевым 
            советским постам. 
 Порядок образцовый. 
                     Летим 
                           наперерез, 
 в прикрытии 
             газовых завес". 
 За рапортом - 
               воззвание: 
                          "Товарищи, 
                                     ясно! 
 Угроза - 
          Европе 
                 и Азии красной. 
 Америка - 
           разбитой буржуазии оплот - 
 на нас 
        подымает 
                 воздушный флот. 
 Не врыть 
          в нору 
                 рабочий класс. 
 Рука - на руль! 
                 Глаз - на газ!" 
 Казалось, 
           газ, 
              смертоносный и душненький, 
 уже 
     обволакивает 
                  миллионы голов. 
 Заторопились. 
               Хватали наушники. 
 Бросали в радио: 
                  "Алло! 
                         Алло!!" 
 Мотор умолк, 
              тревогу отгаркав. 
 Потух 
       вверху 
              фосфорический свет. 
 А люди 
        выводили 
                 двухместки из ангариков, 
 летели - 
          с женой - 
                    в районный совет. 
 Долетевшим 
            до половины 
 встречались - 
               побывавшие в штабе. 
 Туда! 
       Туда!! 
              Где бомбы 
                        да мины 
 сложил 
        арсенальщик 
                    в страшный штабель.

 - Товарищи! 
             На митинг! - 
                          радио кликал. 
 Массы 
       морем 
             вздымало бурно. 
 А с Красной 
             площади 
                     взлетала восьмикрылка 
 походная 
          коминтерновская трибуна. 
 Не забудется 
              вовек 
                    картина эта. 
 В масках, 
           в противогазном платье 
 земля 
       разлеглась 
                  фантастическим макетом. 
 А вверху - 
            коминтерновский председатель: 
 - Товарищи! 
             Сегодня 
                     Америка 
 Союзу 
       трудящихся 
                  навязывает войны! - 
 От Шанхая 
           до ирландского берега - 
 фразы 
       сразу 
             по радиоволнам 

 Сегодня 
         забыли 
                сон и дрёму. 
 Солнце 
        искусственное 
                      в миллиард свечей 
 включили, 
           и от аэродрома 
                          к аэродрому 
 сновали 
         машины 
                бессонных москвичей. 
 Легкие разведчики, 
                    дредноуты из алюминия... 
 И в газодежде, 
                мускулами узловат, 
 рабочий 
         крепил 
                подвески минные; 
 бомбами - 
           летучками 
                     набивал кузова. 
 Штабные 
         у машин 
                 разбились на группки. 
 Небо кроили; 
              место свое 
 отмечали 
          Делали зарубки 
 на звездах - 
              территории грядущих боев. 
 Летчик. 
         Рядом - ребятишки 
                           (с братом) 
 шлем 
      помогали 
               надеть ему. 
 И он 
      объяснял 
               пионерам и октябрятам, 
 из-за чего тревога 
                    и что - к чему: 
 - Из Европы выбили... 
                       Из Азии... 
                                  Ан, 
 они - туда 
            навострили лыжи,- 
 в Америку, значит. 
                    В подводках. 
                                 За океан. 
 А там - 
         свои. 
               Буржуи 
                      Кулиджи. 
 Мы 
    тут 
        забыли и имя их. 
 Заводы строим. 
                Возносим трубы. 
 А они 
       не дремлют. 
                   У них - 
                           химия. 
 Воняют газом. 
               Точат зубы. 
 Ну, и решили - 
                дошло до точки. 
 Бомбы взяли. 
              С дом - в объем. 
 Камня на камне, 
                 листочка на листочке 
 не оставят. 
             Побьют... 
                       Если мы не побьем.-

 Одна 
      машина 
             выскользнула плавно. 
 Снизилась, 
            смотрит... 
                       Чего бы надо еще? 
 Потом рванулась - 
                   обрадовалась словно - 
 сигнализировала: 
                  "Главнокомандующий, 
 Приказываю: 
             Пора! 
 Вперед!! 
          И до Марса 
                     винт отмашет!" 
 Отземлились, 
              подняли рупора. 
 И воздух 
          гремит 
                 в давнишнем марше.

 Буржуи 
        лезут в яри 
 на самый 
          небий свод. 
 Товарищ 
         пролетарий, 
 садись на самолет! 
 Катись 
        назад, 
               заводчики, 
 по облакам свистя. 
 Мы - летчики 
 республики 
            рабочих и крестьян. 
 Где не проехать 
                 коннице, 
 где не пройти 
               ногам - 
 там 
     только 
            летчик гонится 
 за птицами врага. 
 Вперед! 
         Сквозь тучи-кочки! 
 Летим, 
        крылом блестя. 
 Мы - летчики 
 республики 
            рабочих и крестьян! 
 Себя 
      с врагом померьте, 
 дорогу 
        кровью рдя; 
 до самой 
          небьей тверди 
 коммуну 
         утвердя. 
 Наш флаг 
          меж звезд 
                    полощется, 
 рабочью 
         власть 
                растя. 
 Мы - летчики, 
               мы - летчицы, 
 рабочих и крестьян!

 Сначала 
         разведчики 
                    размахнулись полукругом. 
 За разведчиками - 
                   истребителей дуга. 
 А за ними 
           газоносны 
                     выстроились в угол. 
 Тучи 
      от винтов 
                размахиваются наугад. 
 А за ними, 
            почти 
                  закрывая многоокий, 
 помноженный 
             фонарями 
                      небесный свод, 
 летели 
        огромней, 
                  чем корабельные доки, 
 ангары - 
          сразу 
                на аэропланов пятьсот. 
 Когда 
       повороты 
                были резки,- 
 на тысячи 
           ладов и ладков 
 ревели 
        сонмы 
              окружающих мастерских 
 свистоголосием 
                сирен и гудков. 
 За ними 
         вслед 
               пошли обозы, 
 маскированные 
               каким-то 
                        цветом седым 
 Тихо... 
         Тебе - не телегой об земь!.. 
 Арсеналы, 
           склады 
                  медикаментов, 
                                еды... 
 Под ними 
          земля 
                выгибалась миской. 
 Ждали 
       на каждой 
                 бетонной поляне. 
 Ленинская 
           эскадрилья 
                      взлетела из-под Минска... 
 Присоединились 
                крылатые смоляне... 
 Выше, 
       выше 
            ввинчивались летчики. 
 Совсем высоко... 
                  И - еще выше. 
 Марш отшумел. 
               Машины - 
                        точки. 
 Внизу - пощурились 
                    и бросили крыши. 
 Проверили 
           Есть - 
                  кислород и вода. 
 Еду 
     машина 
            в минуту подавала. 
 И влезли, 
           осмотрев 
                    провода и привода, 
 в броню 
         газонепроницаемых подвалов. 
 На оборону! 
             Заводы гудят. 
 А краны 
         мины таскают. 
 Под землю 
           от вражьего газа уйдя, 
 бежала 
        жизнь заводская.

 Летели.
 Птицы 
       в изумленьи глядели. 
                            Летели... 
 Винт, 
       звезда блестит в темноте ли? 
                                    Летели... 
 Ввысь 
       до того, 
                что - иней на теле. 
                                    Летели... 
 Сами 
      себя ж 
             догоняя еле, 
                          летели. 
 С часами 
          скорость 
                   творит чудеса: 
 шло 
     в сутки 
             двое сполна; 
 два солнца - 
              в 24 часа; 
 и дважды 
          всходила луна. 
 Когда ж 
         догоняли 
                  вращенье земли - 
 сто мест 
          перемахивал 
                      глаз. 
 А циферблат 
             показывал 
                       им 
 один 
      неподвижный час. 
 Взвивались, 
             прорезавши 
                        воздух весь. 
 В удушьи 
          разинув рот, 
 с трудом 
          рукой, 
                 потерявшей вес, 
 выструивали 
             кислород. 
 Врезались 
           разведчики 
                      в бурю 
                             и в гром
 и, 
    бросив 
           громовую одурь, 
 на гладь 
          океана 
                 кидались ядром 
 и плыли, 
          распенивши воду. 
 Плавучей 
          миной 
                взорван один. 
 И тотчас 
          все остальные 
 заторопились 
              в воду уйти, 
 сомкнувши 
           брони стальные. 
 Всплывали, 
            опасное место пройдя, 
 стряхнувши 
            с пропеллеров 
                          капли; 
 и вновь 
         в небосвод, 
                     пылающ и рдян, 
 машин 
       многоточие 
                  вкрапили. 
                            Летели... 
 Минуты... 
           сутки... 
                    недели... 
                              Летели.  
 Сквозь россыпи солнца, 
                        сквозь луновы мели 
                                         летели.

 Начальник 
           спокойно 
                    передвигает кожаный 
 на два 
        валика 
               намотанный план. 
 Все спокойно. 
               И вдруг - 
                         как подкошенный, 
 камнем - 
          аэроплан. 
 Ничего. 
         И только 
                  лучище 
 вытягивается 
              разящей 
                      ручищей. 
 Вставали, 
           как в пустыне миражи, 
 сто тысяч 
           машин 
                 эскадрильи вражьей. 
 Нацелив 
         луч, 
              истребленье готовящий, 
 сторон с десяти 
                 - никак не менее - 
 свистели, 
           летели, 
                   мчались чудовища - 
 из света, 
           из стали, 
                     из алюминия. 
 Качнула 
         машины 
                ветра река. 
 Налево 
        кренятся 
                 по склону. 
 На правом 
           крыле 
                 встает три "К", 
 три 
     черных 
            "К" - 
                  Ку-клукс-клана. 
 А ветер 
         с другого бока налез, 
 направо 
         качнул огульно - 
 и чернью 
          взметнулась 
                      на левом крыле 
 фашистская 
            загогулина. 
 Секунда. 
          Рассмерчились бешено. 
 И нет. 
        Исчезли, 
                 в газ занавешены. 
 На каждом аэро, 
                 с каждого бока, 
 как будто 
           искра - 
                   в газовый бак, 
 два слова 
           взрывало сердца; 
                            "Тревога! 
 Враг!" 

 Не различить 
              горизонта слитого. 
 Небо, 
       воздух, 
               вода - 
                      воедино! 
 И в этой 
          синеве - 
                   последняя битва. 
 Красных, 
          белых 
                - последний поединок 
 Невероятная битва! 
                    Ни одного громыханийка!! 
 Ни ядер, 
          ни пуль не вижу мимо я - 
 только 
        винтов 
               взбешенная механика, 
 только 
        одни 
             лучи да химия. 
 Гнались, 
          увлекались ловом, 
 и вдруг - 
           поворачивали 
                        назад. 
 Свисали руки, 
               а на лице 
                         лиловом - 
 вылезшие 
          остекленелые глаза. 
 Эскадрильи, 
             атакующие, 
                        тучи рыли. 
 Прожектор 
           глаз 
                открывает круглый - 
 и нету 
        никаких эскадрилий. 
 Лишь падают 
             вниз 
                  обломки и угли. 
 Иногда, 
         невидимые, 
                    башня с башнею 
 сходились, 
            и тогда 
                    громыхало одно это. 
 По старинке 
             дрались 
                     врукопашную 
 два 
     в абордаже 
                воздушные дредноута. 
 Один разбит, 
              и сразу - 
                        идиллия: 
 беззащитных, 
              как щенят, 
 в ангары 
          поломанные 
                     дредноуты вводили, 
 здесь же 
          в воздухе 
                    клепая и чиня. 
 Четырежды 
           ночью, 
                  от звезд рябой, 
 сменились 
           дней глади, 
 но все 
        растет, 
                расширяется бой, 
 звереет 
         со дня на день. 
 В бою 
       умирали 
               пятые сутки. 
 Враг 
      отошел на миг. 
 А после 
         тысяча 
                ясно видимых и жутких 
 машин 
       пошла напрямик. 
 В атаку! 
          В лучи!! - 
                     Не свернули лёта. 
 В газ!!! - 
            И газ не мутит. 
 Неуязвимые, 
             прут без пилотов. 
 Всё 
     метут 
           на пути.

 Командав нахмурился 
                     Кажется - крышка! 
 Бросится наш, 
               винтами взмашет - 
 и падает 
          мухой, 
                 сложивши крылышки. 
 Нашим - плохо. 
                Отходят наши. 
 Работа - 
          чистая. 
                  Сброшена тонна. 
 Ни увечий, 
            ни боли, 
                     ни раны... 
 И город 
         сметен 
                без всякого стона 
 тонной 
        удушливой 
                  газовой дряни. 
 Десятки 
         столиц 
                невидимый выел 
 никого, 
         ничего не щадящий газ. 
 К самой 
         к Москве 
                  машины передовые 
 прут, 
       как на парад, 
                     как на показ... 
 Уже 
     надеющихся 
                звали вралями. 
 Но летчики, 
             долг выполняя свой, 
 аэропланными 
              кольцами - 
                         спиралями 
 сгрудились 
            по-над самой Москвой. 
 Расплывшись 
             во все 
                    небесное лоно, 
 во весь 
         непреклонный 
                      машинный дух, 
 враг летел, 
             наступал неуклонно. 
 Уже - 
       в четырех километрах, 
                             в двух... 
 Вспыхивали 
            в черных рамках 
 известия 
          неизбежной ясности. 
 Радио 
       громко
 трубило: 
          - Революция в опасности! - 
 Скрежещущие звуки 
 корежили 
          и спокойное лицо,- 
 это 
     завинчивала люки 
 Москва 
        подвальных жильцов. 
 Сверху 
        видно: 
               мура - 
 так толпятся; 
               а те - 
 в дирижаблях 
              да - на Урал. 
 Прихватывают 
              жен и детей. 
 Растут, 
         размножаются 
                      в небесном ситце 
 надвигающиеся 
               машины-горошины. 
 Сейчас закидают! 
                  Сейчас разразится! 
 Сейчас 
        газобомбы 
                  обрушатся брошенные. 
 Ну что ж, 
           приготовимся 
                        к смерти душной. 
 Нам ли 
        клониться, 
                   пощаду моля? 
 Напрягшись 
            всей 
                 силищей воздушной, 
 примолкла 
           Советская Земля.

 И вдруг - 
           не верится! - 
                         будто 
                               кто-то
 машины 
        вражьи 
               дернул разом. 
 На удивленье 
              полувылезшим 
                           нашим пилотам, 
 те скривились 
               и грохнулись 
                            наземь. 
 Не смея радоваться - 
                      не подвох ли? 
 снизились, может, 
                   землею шествуют? - 
 моторы 
        затараторили, 
                      заохали, 
 ринулись 
          к месту происшествия. 
 Снизились, 
            к земле приникли… 
 В яме, 
        упавшими развороченной,- 
 обломки 
         алюминия, 
                   никеля... 
 Без подвохов. 
               Так Точно 
 Летчики вылезли. 
                  Лбы - складки 
 Тысяча вопросов 
                 Ответ - 
                         нем. 
 И лишь 
        под утро 
                 радио-разгадка: 
 - Нью-Йорк. 
             Всем! 
                   Всем! 
                         Всем!

 Рабочих, 
          крестьян 
                   и лётные кадры 
 приветствуют 
              летчики 
                      первой эскадры. 
 Пусть 
       разиллюминуют 
 Москву 
        в миллион свечей. 
 С этой минуты 
               навек минуют 
 войны. 
        Мы - 
             эскадра москвичей - 
 прорвались. 
             Нас 
                 не видели. 
 Под водой - 
             до Америки рейс. 
 Взлетели. 
           Ночью 
                 громкоговорители 
 поставили. 
            И забасили 
                       на Нью-Йорк, на весь. 
 "Рабочие! 
           Товарищи и братья! 
 Скоро ль 
          наций 
                дурман развеется?! 
 За какие серебреники, 
                       по какой плате 
 вы 
    предаете 
             нас, европейцев? 
 Сегодня 
         натравливают: 
                       - Идите! 
 Европу 
        окутайте 
                 в газовый мор! - 
 А завтра 
          возвратится победитель, 
 чтоб здесь 
            на вас 
                   навьючить ярмо. 
 Что вам 
         жизнь 
               буржуями дарена? 
 Жмут 
      из вас 
             то кровь, 
                       то пот. 
 Спаяйтесь 
           с нами 
                  в одну солидарность. 
 В одну коммуну - 
                  без рабов, 
                             без господ!" 
 Полицейские - 
               за лисой лиса - 
 на аэросипедах... 
                   Прожектора полоса... 
 Напрасно! - 
             Качаясь мерно, 
 громкоговорители 
                  раздували голоса 
 лучших 
        ораторов Коминтерна. 
 Ничего! 
         Ни связать, 
                     ни забрать его - 
 радио. 
 Видим. 
        у них - 
                сумятица. 
 Вышли рабочие, 
                полиция пятится. 
 А город 
         будто 
               огни зажег - 
 разгорается 
             за флагом флажок. 
 Для нас 
         приготовленные мины 
 миллиардерам 
              кладут под домины. 
 Знаменами 
           себя 
                осеня, 
 атаковывают 
             арсенал. 
 Совсем как в Москве 
                     столетья назад 
 Октябрьская 
             разрасталась гроза. 
 Берут, 
        на версты 
                  гром разбасив, 
 ломают 
        замков 
               хитроумный массив. 
 Радиофорт... 
              Охраняющий - 
                           скинут. 
 Атаковали. 
            Взят вполовину. 
 В другую! 
           Схватка, 
                    с час горяча. 
 Ухватывают 
            какой-то рычаг. 
 Рванули... 
            еще крутнули... 
                            Мгновение,- 
 и то чересчур - 
                 мгновения менее,- 
 как с тыщи 
            струнищ 
                    оборванный вой! 
 И тыща 
        чудовищ 
                легла под Москвой.

 В "ура" содрогающимся 
                       ртам еще 
 хотелось орать 
                и орать досыта,- 
 а уже 
       во все небеса 
                     телеграммищу 
 вычерчивала 
             радиороста: 
 "Мир! 
       Народы 
              кончили драться. 
 Да здравствует 
                минута эта! 
 Великая 
         Американская федерация 
 присоединяется 
                к Союзу советов!" 
 Сомнений - 
            ни в ком. 
 Подпись: 
          "Американский ревком".

 Утром 
       с запада 
                появились точки. 
 Неслись, 
          себя 
               и марш растя: 
 "Мы - летчики 
               республики 
                          рабочих и крестьян. 
 Недаром 
         пролетали - 
 очищен 
        небий свод. 
 Крестьянин! 
             Пролетарий! 
 Снижайте самолет! 
 Скатились 
           вниз 
                заводчики, 
                           по облакам свистя. 
 Мы летчики - 
              республики 
                         рабочих и крестьян! 
 Не вступит 
            вражья 
                   конница, 
 ни птица, 
           ни нога. 
 Наш летчик 
            всюду гонится 
 за силами врага. 
 Наш флаг 
          меж звезд полощется, 
 рабочью власть растя. 
 Мы - летчицы, 
 мы - летчики 
              рабочих и крестьян".

II. Будущий быт

 Комната - 
           это, 
                конечно, 
                         не роща. 
 В ней 
       ни пикников не устраивать, 
                                  ни сражений. 
 Но все ж 
          не по мне - 
                      проклятая жилплощадь: 
 при моей, 
           при комплекции - 
                            проживи на сажени! 
 Старики, 
          старухи, 
                   дама с моською, 
 дети 
      без счета - 
                  вот население. 
 Не квартира, 
              а эскимосское 
 или киргизское 
                копченое селение. 
 Ребенок - 
           это вам не щенок. 
 Весь день - 
             в работе упорной. 
 То он тебя 
            мячиком 
                    сбивает с ног, 
 то 
    на крючок 
              запирает в уборной. 
 Меж скарбом - 
               тропинки, 
                         крымских окольней. 
 От шума 
         взбесятся 
                   и самые кроткие. 
 Весь день - 
             звонки, 
                     как на колокольне. 
 Гуртом, 
         в одиночку, 
                     протяжные, 
                                короткие... 
 И за это 
          гнездо - 
                   между клеток 
                                и солений, 
 где негде 
           даже 
                приткнуть губу, 
 носишься 
          весь день, 
                     отмахиваясь 
                                 от выселений 
 мандатом союзным, 
                   бумажкой КУБу. 
 Вернешься 
           ночью, 
                  вымотан в городе. 
 Морда - в пене,- 
                  смыть бы ее. 
 В темноте 
           в умывальной 
                        лупит по морде 
 кем-то 
        талантливо 
                   развешенное белье. 
 Бр-р-р-р! 
 Мутит 
       чад кухонный. 
                     Встаю на корточки. 
 Тянусь 
        с подоконника 
                      мордой к форточке. 
 Вижу, 
       в небесах - 
                   возня аэропланова. 
 Приникаю 
          к стеклам, 
                     в раму вбит. 
 Вот кто 
         должен 
                переделать наново 
 наш 
     сардиночный 
                 унылый быт!

 Год какой-то 
              нолями разнулится. 
 Отгремят 
          последние 
                    битвы-грома. 
 В Москве 
          не будет 
                   ни переулка, 
                                ни улицы - 
 одни аэродромы 
                да дома. 
 Темны, 
        неясны 
               грядущие дни нам. 
 Но- 
     для шутки 
 изображу 
          грядущего гражданина, 
 проводящего 
             одни сутки.

 Восемь. 
         Кричит 
                радиобудильник вежливый: 
 "Товарищ - 
            вставайте, 
                       не спите ежели вы! 
 Завод - 
         зовет. 
 Пока 
      будильнику 
                 приказов нет? 
 До свидания! 
              Привет!" 
 Спросонок, 
            но весь - 
                      в деловой прыти, 
 гражданин 
           включил 
                   электросамобритель 
 Минута - 
          причесан, 
                    щеки - 
                           даже 
 гражданки Милосской 
                     Венеры глаже. 
 Воткнул штепсель, 
                   открыл губы: 
 электрощетка - 
                юрк! - 
                       и выблестила зубы 
 Прислуг - никаких! 
                    Кнопкой званная, 
 сама 
      под ним 
              расплескалась ванная. 
 Намылила 
          вначале - 
 и пошла: 
          скребет и мочалит. 
 Позвонил - 
            гражданину 
                       под нос 
 сам 
     подносится 
                чайный поднос. 
 Одевается - 
             ни пиджаков, 
                          ни брюк; 
 рубаха 
        номерами 
                 не жмет узка. 
 Сразу 
       облекается 
                  от пяток до рук 
 шелком 
        гениально скроенного куска. 
 В туфли - 
           пару ног... 
 В окно - 
          звонок. 
 Прямо 
       к постели 
                 из небесных лон 
 впархивает 
            крылатый почтальон. 
 Ни - приказ выселиться, 
                         ни - с налогом повестка. 
 Письмо от любимой 
                   и дружеских несколько. 
 Вбегает сын, 
              здоровяк- 
                        карапуз. 
 - До свидания, 
                улетаю в вуз. 
 - А где Ваня? 
 - Он 
 в саду 
        порхает с няней.

 Сквозь комнату - лифт. 
                        Присел - 
                                 и вышел 
 на гладь 
          расцветоченной крыши. 
 К месту 
         работы 
                курс держа, 
 к самому 
          карнизу 
                  подлетает дирижабль. 
 По задумчивости 
                 (не желая надуть) 
 гражданин 
           попробовал 
                      сесть на лету. 
 Сделав 
        самые вежливые лица, 
 гражданина 
            остановила 
                       авиомилиция. 
 Ни протоколов, 
                ни штрафа бряцания... 
 Только - 
          вежливенькое 
                       порицание. 
 Высунувшись 
             из гондолы, 
                         на разные тона 
 покрикивает 
             знакомым летунам: 
 - Товарищ, 
            куда спешите? 
                          Бросьте! 
 Залетайте 
           как-нибудь 
                      с женою 
                              в гости! 
 Если свободны - 
                 часа на пол 
 запархивайте 
              на авиобол! 
 - Ладно! 
          А вы 
               хотите пересесть? 
 Садитесь, 
           местечко в гондоле есть! - 
 Пересел... 
            Пятнадцать минут. 
                              И вот - 
 гражданин 
           прибывает 
                     на место работ. 

 Завод. 
        Главвоздух. 
                    Делают вообще они 
 воздух 
        прессованный 
                     для междупланетных сообщений. 
 Кубик 
       на кабинку - в любую ширь, 
 и сутки 
         сосновым духом дыши. 
 Так - 
       в век оный 
 из "Магги" 
            делали бульоны. 
 Так же 
        вырабатываются 
                       из облаков 
 искусственная сметана 
                       и молоко. 
 Скоро 
       забудут 
               о коровьем имени. 
 Разве 
       столько 
               выдоишь 
                       из коровьего вымени! 
 Фабрика. 
          Корпусом сорокаярусным. 
 Слезли. 
         Сорок - 
                 в рвении яростном. 
 Чисто-чисто. 
              Ни копотей, 
                          ни сажи. 
 Лифт 
      развез 
             по одному на этаж. 
 Ни гуда, 
          ни люда! 
 Одна клавиатура - 
                   вроде "Ундервуда". 
 Хорошо работать! 
                  Легко - и так, 
 а тут еще 
           по радио - 
                      музыка в такт. 
 Бей буквами, 
              надо которыми, 
 а все 
       остальное 
                 доделается моторами. 
 Четыре часа. 
              Промелькнули мельком. 
 И каждый - 
            с воздухом, 
                        со сметаной, 
                                     с молоком 
 Не скукситесь, 
                как сонные совы. 
 Рабочий день - 
                четырехчасовый. 
 Бодро, как белка. 
                   Еще бодрей. 
 Под душ! 
          И кончено - 
                      обедать рей!

 Вылетел. 
          Детишки. 
                   Крикнул: 
                           - Тише! - 
 Нагнал 
        из школы 
                 летящих детишек. 
 - Куда, детвора? 
                  Обедать пора! - 
 Никакой кухни, 
                никакого быта! 
 Летают сервированные 
                      аэростоловые Нарпита. 
 Стал 
 и сел. 
 Взял 
 и съел. 
 Хочешь - из двух, 
 хочешь-из пяти,- 
 на любой дух, 
 на всякий аппетит. 
 Посуда - 
          самоубирающаяся 
                          Поел - 
                                 и вон! 
 Подносит 
          к уху 
                радиофон. 
 Буркнул, 
          детишек лаская: 
 - Дайте Чухломскую! 
                     Коммуна Чухломская?.. 
 Прошу - 
         Иванова Десятого! - 
 - Которого? 
             Бритого? - 
 - Нет. 
        Усатого!.. 
 - Как поживаешь? 
                  Добрый день. 
 - Да вот - 
            только 
                   вылетел за плетень. 
 Пасу стадо. 
 А что надо? - 
 - Как что?! 
             Давно больно 
 не видались 
             Залетай 
                     на матч авиобольный.- 
 - Ладно! 
          Еще с часок 
                      попасу 
 и спланирую 
             в шестом часу. 
 Может, опоздаю... 
                   Думаю - не слишком. 
 Деревня 
         поручила 
                  маленькое делишко. 
 Хлеба - 
         жарою мучимы, 
 так я 
       управляю 
                искусственными тучами. 
 Надо 
      сделать дождь, 
                     да чтоб - без града. 
 До свидания! -

 Теперь - 
          поучимся. 
                    Гражданин 
                              в минуту 
 подлетает 
           к Высшему 
                     сметанному институту. 
 Сопоставляя 
             новейшие 
                      технические данные, 
 изучает 
         в лаборатории 
                       дела сметанные... 
 У нас пока - 
              различные категории занятий. 
 Скажем - 
          грузят чернорабочие, 
                               а поэзия - 
                                    для духовной знати. 
 А тогда 
         не будет 
                  более почетных 
                                 и менее... 
 И сапожники, 
              и молочницы - 
                            все гении.

 Через час - 
             дома. 
                   Отдых. 
                          Смена. 
 Вместо блузы - 
                костюм спортсмена. 
 В гоночной, 
             всякого ветра чище, 
 прет, 
       захватив 
                большой мячище. 
 Небо - 
        в самолетах юрких. 
 Фигуры взрослых, 
                  детей фигурки. 
 И старики 
           повылезли, 
                      забыв апатию. 
 Красные - на желтых. 
                      Партия - на партию. 
 Подбросят 
           мяч 
               с высотищи 
                          с этакой, 
 а ты подлетай, 
                подхватывай сеткой. 
 Откровенно говоря, 
                    футбол - 
                             тоска. 
 Занятие 
         разве что - 
                     для лошадиной расы. 
 А здесь - 
           хорошо! 
                   Башмаки - не истаскать. 
 Нос 
     тебе 
          мячом не расквасят. 
 Все кувыркаются - 
                   надо, 
                         нет ли; 
 скользят на хвост, 
                    наматывают петли. 
 Наконец 
         один 
              промахнется сачком. 
 Тогда: 
        - Ур-р-р-а! 
                    Выиграли очко! - 
 Вверх, 
        вниз, 
              вперед, 
                      назад,- 
 перекувырнутся 
                и опять скользят. 
 Ни вздоха запыханного, 
                        ни кислой мины - 
 будто 
       не ответственные работники, 
                                   а - дельфины. 
 Если дождь налетает 
                     с ветром в паре - 
 подымутся 
           над тучами 
                      и дальше шпарят. 
 Стемнеет, 
           а игры бросить 
                          лень; 
 догонят солнце, 
                 и - снова день. 
 Наконец 
         устал 
               от подбрасывания, 
                                 от лова. 
 Снизился 
          и влетел 
                   в окно столовой. 
 Кнопка. 
         Нажимает. 
                   Стол чайный. 
 Сын рассказывает: 
                   - Сегодня 
                             случайно 
 крыло поломал, 
                Пересел к Петьке, 
 а то б 
        опоздал 
                на урок арифметики. 
 Освободились на час 
                     (урока нету), 
 полетели 
          с Петькой 
                    ловить комету. 
 Б-о-о-о-льшущая! 
                  С версту - рост. 
 Еле 
     вдвоем 
            удержали за хвост. 
 А потом 
         выбросили - 
                     большая больно. 
 В школу 
         кометы таскать 
                        не позволено.- 
 Сестра: 
         - Сегодня 
                   от ветра 
 скатился клубок 
                 с трех тысяч метров 
 Пришлось снизиться - 
                      нитку наматывать. 
 Аж вся 
        от ветра 
                 стала лохматовая - 
 А младший 
           весь 
                в работу вник. 
 Сидит 
       и записывает в дневник: 
 "Сегодня 
          в школе - 
                    практический урок. 
 Решали - 
          нет 
              или есть бог. 
 По-нашему - 
             религия опиум. 
 Осматривали образ - 
                     богову копию. 
 А потом 
         с учителем 
                    полетели по небесам. 
 Убеждайся - сам! 
 Небо осмотрели
                и внутри 
                         и наружно. 
 Никаких богов, 
                ни ангелов 
                           не обнаружено". 
 А папаше, 
           чтоб не пропал 
                          ни единый миг, 
 радио 
       выбубнивает 
                   страницы книг...

 Звонок. 
         - Алло! 
                 Не разбираю имя я... 
 А! 
    Это ты! 
            Привет, любимая! 
 Еду! 
      Немедленно! 
                  В пять минут 
 небо перемахну 
                во всю длину. 
 В такую погоду 
                прекрасно едется. 
 Жди 
     у облака - 
                под Большой Медведицей. 
 До свидания! - 
 Сел, 
      и попятились 
                   площади, 
                            здания… 
 Щека - к щеке, 
                к талии - талией,- 
 небо 
      раза три облетали. 
 По млечным путям 
                  за кометной кривизной, 
 а сзади - 
           жеребенком - 
                        аэроплан привязной. 
 Простор! 
          Тебе - 
                 не Петровский парк, 
 где все 
         протерто 
                  задами парок. 
 На ходу 
 рассказывает 
              бывшее 
                     в двадцать пятом году. 
 - Сегодня 
           слушал 
                  радиокнижки. 
 Да... 
       это были 
                не дни, а днишки. 
 Найдешь комнатенку, 
                     и то - не мед. 
 В домком давай, 
                 фининспектору данные. 
 А тут - благодать! 
                    Простор - 
                              не жмет. 
 Мироздание! 
 Возьмем - наудачу. 
 Тогда 
       весной 
              тащились на дачу. 
 Ездили 
        по железной дороге. 
 Пыхтят 
        и ползут понемножку. 
 Все равно, 
            что ласточку 
                         поставить на ноги, 
 чтоб шла, 
           ступая 
                  с ножки на ножку. 
 Свернуть, 
           пойти по лесу - 
 нельзя! 
         Соблюдай рельсу. 
 А то еще 
          в древнее время 
                          были, 
 так называемые 
                автомобили. 
 Тоже - 
        мое почтеньице - 
 способ сообщеньица! 
 По воздуху - 
              нельзя. 
 По воде - 
           не может. 
 Через лес - 
             нельзя. 
 Через дом - 
             тоже. 
 Ну, скажите, 
              это машина разве? 
 Шины лопаются, 
                неприятностей - 
                                масса. 
 Даже 
      на фонарь 
                не мог взлазить. 
 Сейчас же - 
             ломался. 
 Теперь захочу - 
                 и в сторону ринусь. 
 А разве - 
           езда с паровозом! 
                             Примус! 
 Теперь 
        приставил 
                  крыло и колёса 
 да вместе с домом 
                   взял 
                        и понесся. 
 А захотелось 
              остановиться - 
 вот тебе - Винница, 
                     вот тебе - Ницца. 
 Больным 
         во время оное 
 прописывались 
               солнечные ванны. 
 Днем 
      и то, 
            сложивши ручки - 
 жди, 
      чтобы вылез 
                  луч из-за тучки. 
 А нынче 
         лети 
              хоть с самого полюса. 
 Грейся! 
         Пользуйся!..- 
 Любимой 
         дни ушедшие мнятся. 
 А под ними 
            города, 
                    селения 
 проносятся 
            в иллюминации - 
 ежедневные увеселения! 
 Радиостанция 
              Урала 
 на всю 
        на Сибирь 
                  концерты орала. 
 Шаля, 
       такие ноты наляпаны, 
 что с зависти 
               лопнули б 
                         все Шаляпины 
 А дальше 
          в кинематографическом раже 
 по облакам - 
              верстовые миражи. 
 Это тебе 
          не "Художественный" 
                              да "Арс", 
 где в тесных стенках - 
                        партер да ярус. 
 От земли 
          до самого Марса 
 становись, 
            хоть партером, 
                           хоть ярусом. 
 Наконец - 
           в грядущем 
                      и это станется - 
 прямо 
       по небу 
               разводят танцы. 
 Не топоча, 
            не вздымая пыль, 
 грациозно 
           выгибая крылья, 
 наяривают 
           фантастическую кадриль. 
 А в радио - 
             буря кадрилья, 
 Вокруг 
        миллионы 
                 летающих столиков. 
 Пей и прохлаждайся - 
                      позвони только. 
 Безалкогольное. 
                 От сапожника 
                              и до портного -
 никто 
       не выносит 
                  и запаха спиртного. 
 Больному - 
            рюмка норма, 
 и то 
      принимает 
                под хлороформом. 
 Никого 
        не мутит 
                 никакая строфа. 
 Не жизнь, 
           а - лафа! 
 Сообщаю это 
 к прискорбию 
              товарищей поэтов. 
 Не то что нынче - 
                   тысячами 
                            высыпят 
 на стихи, 
           от которых дурно. 
 А тут - 
         хорошо! 
                 Ни диспута, 
 ни заседания ни одного - 
                          культурно! 
 Пол-двенадцатого. 
                   Радио проорал: 
 - Граждане! 
             Напоминаю - 
                         спать пора! - 
 От быстроты 
             засвистевши аж, 
 прямо 
       с суматохи бальной 
 гражданин, 
            завернув 
                     крутой вираж, 
 влетает 
         в окно спальной. 
 Слез с самолета. 
                  Кнопка. 
                          Троньте! 
 Самолет сложился 
                  и - в угол, 
                              как зонтик. 
 Разделся. 
           В мембрану - 
                        три слова: 
 - Завтра 
          разбудить 
                    в пол-восьмого! - 
 Повернулся 
            на бок 
                   довольный гражданин, 
 зевнул 
        и закрыл веки. 
 Так 
     проводил 
              свои дни 
 гражданин 
           в XXX веке. 

III. Призыв

 Крылатых 
          дней 
               далека дата. 
 Нескоро 
         в радости 
                   крикнем: 
                            - Вот они! - 
 Но я - 
        грядущих дней агитатор - 
 к ним 
       хоть на шаг 
                   подвожу сегодня. 
 Чтоб вам 
          уподобиться 
                      детям птичьим, 
 в гондолу 
           в уютную 
                    сев,- 
 огнем вам 
           в глаза 
                   ежедневно тычем 
 буквы - 
         О. Д. В. Ф. 
 Чтоб в будущий 
                яркий, 
                       радостный час вы 
 носились 
          в небе любом - 
 сейчас 
        летуны 
               разбиваются насмерть, 
 в Ходынку 
           вплющившись лбом. 
 Чтоб в будущем 
                веке 
                     жизнь человечья 
 ракетой 
         неслась в небеса - 
 и я, 
      уставая 
              из вечера в вечер, 
 вот эти 
         строки
                писал. 
 Рабочий! 
          Крестьянин! 
                      Проверь на ощупь, 
 что 
     и небеса - 
                твои! 
 Стотридцатимиллионною мощью 
 желанье 
         лететь 
                напои! 
 Довольно 
          ползать, как вошь! 
 Найдём - 
          разгуляться где бы! 
 Даешь 
       небо! 
 Сами 
      выкропим рожь- 
 тучи 
      прольем над хлебом. 
 Даешь 
       небо! 
 Слов 
      отточенный нож 
 вонзай 
        в грядущую небыль! 
 Даешь 
       небо!

[1925]

Примечание

Впервые полностью^* напечатано отдельным изданием - М.. Авиаиздательство и Авиахим, 1925,

^* (До публикации отдельным изданием поэма печаталась - в отрывках, по мере написания - в периодической печати, начиная с апреля 1925 года.)

В автобиографии "Я сам" в главе "25-й год" поэт назвал поэму в числе важнейших итогов года.

И за это гнездо ... отмахиваясь от выселений мандатом союзным, бумажкой КУБу.- КУБУ (или ЦЕКУБУ ) - Комиссия улучшения быта ученых при Совнаркоме, организованная в первые годы Советской власти. Маяковский имеет здесь в виду факты собственной биографии, "удостоверения" и "мандаты", выдаваемые поэту, сохраняли ему жилье (комнату в Лубянском проезде, в доме № 3. В 1974 году здесь открыт Государственный музей В. В. Маяковского).

А. Крюкова