1923

Германия

 Германия - 
 это тебе! 
 Это не от Рапалло. 
 Не наркомвнешторжьим я расчетам внял. 
 Никогда, 
 никогда язык мой не трепала 
 комплиментщины официальной болтовня. 
 Я не спрашивал, 
 Вильгельму, 
 Николаю прок ли,- 
 разбираться в дрязгах царственных не мне. 
 Я 
 от первых дней 
 войнищу эту проклял, 
 плюнул рифмами в лицо войне. 
 Распустив демократические слюни, 
 шел Керенский в орудийном гуле. 
 С теми был я, 
 кто в июне 
 отстранял 
 от вас 
 нацеленные пули. 
 И когда, стянув полков ободья, 
 сжали горла вам французы и британцы, 
 голос наш 
 взвивался песней о свободе, 
 руки фронта вытянул брататься. 
 Сегодня 
 хожу 
 по твоей земле, Германия, 
 и моя любовь к тебе 
 расцветает романнее и романнее. 
 Я видел - 
 цепенеют верфи на Одере, 
 я видел - 
 фабрики сковывает тишь. 
 Пусть,- 
 не верю, 
 что на смертном одре 
 лежишь. 
 Я давно 
 с себя 
 лохмотья наций скинул, 
 Нищая Германия, 
 позволь 
 мне, 
 как немцу, 
 как собственному сыну, 
 за тебя твою распеснить боль. 

 Мы сеем, 
 мы жнем, 
 мы куем, 
 мы прядем, 
 рабы всемогущих Стиннесов, 
 Но мы не мертвы. 
 Мы еще придем. 
 Мы еще наметим и кинемся. 
 Обернулась шибером, 
 улыбка на морде,- 
 история стала. 
 Старая врет. 
 Мы еще придем. 
 Мы пройдем из Норденов 
 сквозь Вильгельмов пролет Бранденбургских 
                                    ворот. 
 У них доллары. 
 Победа дала. 
 Из унтерденлиндских отелей 
 ползут, 
 вгрызают в горло доллар, 
 пируют на нашем теле. 
 Терпите, товарищи, расплаты во имя... 
 За все - 
 за войну, 
 за после, 
 за раньше, 
 со всеми, 
 с ихними 
 и со своими 
 мы рассчитаемся в Красном реванше... 

 На глотке колено. 
 Мы - зверьи рычим. 
 Наш голос судорогой немится... 
 Мы знаем, под кем, 
 мы знаем, под чьим 
 еще подымутся немцы. 
 Мы 
 еще 
 извеселим берлинские улицы. 
 Красный флаг,- 
 мы заждались - 
 вздымайся и рей! 
 Красной песне 
 из окон каждого Шульца 
 откликайся, 
 свободный 
 с Запада 
 Рейн. 

 Это тебе дарю, Германия! 
 Это 
 не долларов тыщи, 
 этой песней счёта с голодом не свесть. 
 Что ж, 
 и ты 
 и я - 
 мы оба нищи,- 
 у меня 
 это лучшее из всего, что есть. 

Примечание

Германия. Впервые - газ. "Известия ВЦИК", М., 1923, 4 января.

Осенью 1922 года Маяковский совершил поездку в Германию. Стихотворение написано в результате этой поездки.

В предисловии "До" к сборнику "Вещи этого года" (Берлин, изд. "Накануне", 1924) Маяковский сделал следующее примечание:

"Аэроплан, летевший за нами с нашими вещами, был снижен мелкой неисправностью под каким-то городом.

Чемоданы были вскрыты и мои рукописи взяты какими-то крупными жандармами какого-то мелкого народа.

Поэтому вещи, восстанавливаемые памятью, будут слегка разниться от первоначальных вариантов".

Это не от Рапалло.- В апреле 1922 года, в дни работы Генуэзской конференции, з Рапалло (Италия) был подписан договор между Советской Россией и Германией.

Распустив демократические слюни, шел Керенский в орудийном гуле.- Речь идет о предпринятом в июне 1917 года правительством Керенского новом наступлении с целью затянуть войну между Германией и Россией, чего добивалась Антанта.

Из унтерденлиндских отелей ползут... Унтер-ден-Линден - улица в центре Берлина, на которой находятся богатые отели.

Красной песне из окон каждого Шульца откликайся...- Шульц - одно из наиболее распространенных в Германии имен; здесь имеется в виду рабочий, трудящийся.

В "Известиях" стихотворение было напечатано со следующими примечаниями Маяковского:

Стиннес - могущественный капиталист Германии.

Шибер - спекулянт.

Норден - рабочие кварталы Берлина.

Вильгельмов пролет - средний пролет Бранденбургских ворот. Через эти ворота ездил только Вильгельм и разрешалось один раз проехать новобрачным из церкви.